И что-то мне стало грустноИ грустно мне стало такЧто выйдя из храма искусстваЯ вдруг перестал рифмоватьУвидел опять этот домикИ вдруг перестал рифмоватьУвидел опять этот воздухВ котором висят фонариГустой Большой Дмитровки воздухИ вспомнился сраный оленьЗакончилась детская книжкаПо лесу промчался оленьЗа белые пятна на жопеЕго и назвали «Флажок»Там были портреты ФиделяТам был настоящий ковчегОлдовому хиппи ЭрделюПриснилось, что он гомосекНа кухне братва хохоталаКогда он рассказывал сонЖена его в партии «Яблоко»Потом и она умерлаИ Галыч и Ваня-Алхимик,Горилла и юный УпырьА ты говоришь, что тут Шехтель,А я чуть не умер тут самКак страшно и пусто, наверно,Ходить в этом доме, дружокЗаметить, как дрогнула веткаИ сдавленно крикнуть: Флажок
«С причала рыбачил апостол Андрей…»
С причала рыбачил апостол АндрейУслыхал я, выходя из метро Марксистская,Может быть, потому что и сам я Андрей,Обратила внимание композицияПесню
исполняла команда инвалидовИ я говорю безо всякой иронии этоВетераны, участники вооруженных конфликтовТак манифестировали певцы своё кредоОнемел Спаситель и топнул, и вдругОни спели: По водной гладя ногойЭто было так трогательно, мой другШёл снег, небыстрый и негустойИ опять по водной гладя ногойЯ пошёл в перекресток, а после домойВ переулок Товарищеский пустойБывший Чертов переулок, бывший Другой
Сталинист
В Петербурге в маленькой кафешкеСколько мы не виделись с тех порВстретился я с другом и без спешкиНачался негромкий разговорГоворили о былом, о думахЗа окном сгущался невский мракВдруг сказал он, я вот тут подумалСталин не такой уж был мудакБыли ведь враги, они ведь былиБыли тут вредители вездеИх не так уж много посадилиСлишком уж раздуты цифры теТишина, стаканов перезвончикКапля водки чистый бриллиантСашка Сашка ты же электронщикСашка Сашка ты же музыкантЛепетал я глупо и ненужноОн сидел спокоен, духом чистВ кабаке, похожем на психушкуСтарый электронщик-сталинистДолог путь домой у сталинистаНа метро, потом маршрутка два часаПо дороге сон ему приснилсяСветлая такая полосаПо тайге глухой гуляет эхоНацепивший желтые очкиТам перед толпою бритых зековОн миксует разные звучкиСтрашный ритм веселый электронныйГде полярной ночи темнотаДа торчат ручёнки из сугробовИ глазёнки смотрят из-под льда
Рязанский проспект
Мне б удивиться, а я просто шёлЛетел снег в лицо мне, а я тихо шёлИ мне б отвернуться, а я шёл вперёдРязанский проспект перешёл поперёкЯ знаю, что прежде, чем двигаться вдольПроблему неплохо пройти поперёкА это проблема – Рязанский проспектКогда столько снега, когда идет снегИ сделал меня мой Рязанский проспектСперва услыхал я тут музыку сферУвидел – летит нерязанский объектНа туче сидит нарезающий снегОн просто швыряет в нас снег, ветер злойВ нас всех, кто ступил на Рязанский проспектЯ должен пройти мой Рязанский проспектТут должен пройти мой Рязанский проспектЯ знаю, чего ты имеешь ввиду!Вот церковь, в которой Немиров отпетОн в ящике темном лежал на видуА после из этого ехал двораНа этот же самый Рязанский проспектНа этот же самый, реальный проспектПрекрасный, токсичный Рязанский проспектТебе засылаю от сердца респектЯ с детства тут помню овраги твоиСтен влажных свеченье в часы темнотыХолодные чёрные травы и мхиЛишь солнца не видел я тут никогдаБез солнца прекрасен Рязанский проспектНе надо и солнца, когда наявуЛетит прямо в ноздри холодненький снегЗачем тебе солнце? Ты ехал в МосквуТак спрашивал я свой забитый крышакЗачем тебе солнце, и так заебисьЗачем тебе солнце, упрямый ишакПроспект бесконечен, а солнце тупикРязанский проспект, нерязанская дальЕе бы назвать как-нибудь помудрейНо это назвали Рязанский проспектКогда никого, темнота, идёт снегИ люди печально заходят в метроЯ темная ночь, я Рязанский проспектТы думаешь, что там в конце у меняРязань, полагаешь, в конце у меня?Рязанский проспект, мой Рязанский проспектГадючник надежды, растаявший снегКогда-нибудь я никуда не свернуС твоей чёрной нитки, Рязанский проспект
«В детстве самый первый сон…»
В детстве самый первый сон,Который я помнюМне было три годаНаверное, сюжет сна был связан с каким-нибудь мультфильмомТо есть я уже видел это по телевизоруПотому что я уже понимал, что это такоеПосередине улицы Героев ПанфиловцевИ дальше – до горизонта – мореЯ шёл по берегу моряА оно кишело акуламиАкулы выглядывали и показывали зубыКак я на приеме у стоматологаКусачее море до самого горизонтаРовное, серое, с барашкамиЭти акулы, эти ебаные акулыОни как мат в моей речиИх может быть не видноНо моя речь кишит акулами матаПотому что акулы, как я узнал позжеКоренные, древнейшие, основныеМестные жителиЧеловечество – просто один из неудачных отростков акульего древаКак динозаврыИли атлантыЕбаные атлантыЗа миллиард лет кого только не былоВ основном, большую часть того миллиарда летАкулы ели самих себя, потому что больше никого не былоИх звали мегалодоныОни были очень голодныеМегаголодные мегалодоныАкулы, размером с троллейбусВсе эти камни, все эти горыИз акульих зубовОкаменевшие акульи зубыПервые ножи первых людейПо образцу треугольных акульих зубов возведены пирамидыГлядя на окаменевшие акульи зубы человечествовыдумало драконовА также выдумало законы жизни точно такие же, как у акулУ которых миллиард лет не было никакой другой едыКроме других акулИ только сейчас возникло некоторое разнообразиеВ Москве, Московской областиОкаменевшие акульи зубы валяются буквально под ногамиНедавно я нашёл окаменевший акулий зубНа кладбище, где похоронен дедушкаНе удивительно – ведь МоскваДно высохшего моряСерое тяжелое мореПерекатывалось здесьПо улице Героев Панфиловцев(Первый памятник, который я увидел в своей жизни —Памятник Героям Панфиловцам)Море перекатывалось здесьКак наш кот Сева, когда мы приходим домойБольше всего в Москве похоже на море небоТяжелое, сероеКогда-то море и небо были разделеныИ акулы оказались внизуМожет быть они раньше и не ели друг другаА может быть их отделилиПотому что они ели друг другаИ тут им устроили акулий концлагерьТак от них избавилисьПохоже, после термоядерной войныПосле окончательного глобального потепленияАкулы опять вернутся на улицу Героев ПанфиловцевКак мы с Катей возвращаемся из командировкиКатя гладит кота: Сева, зайка!Сумки будем разбирать завтраА сегодня надо просто отдохнутьРасслабиться,
помыться, поесть
«Был дом салатовым, даже…»
Был дом салатовым, дажеОн выделялся в рядуТех девяти-, брат, этажекКоторым цвет не найдуТам все такого же цветаВесь этот милый районНасколько мог видеть этоЯ выходя на балконМне ведом цвет тех панелейУсталости желтизнаСкрип заржавевших качелейИх мертвая тишинаАндрюшка в детстве бумажкиЕщё любил отрыватьСказала тетка, и страшноМне стало страшно опятьЯ вспомнил как на балконеЯ рвал полоски газетКуда их ветер погонит?Потом смотрел им во следЯ тот маленький мальчикКто на седьмом этажеПисал на них – иди нахуйНа детском, брат, куражеВ крышеобразную плоскостьСливались крыши вдалиБумажечки – сама легкостьПотоки неба велиВертелись и уносилисьДавай не ссы, посылайПрощай, Героев ПанфиловцевИ Планерная, прощайИ улица той свободыКоторой тут дохренаИ бутаковские бродыИ химкинская веснаЛетела в небе бумажкаЖил, рассылающий ихВ салатовой, брат, этажкеОтличной от остальных
«В девяносто первом…»
В девяносто первомЯ шёл кормить бабушкуВ больницу междуАлтуфьево-БабушкинскойМежду синихПятиэтажекМежду синихСутулых гражданМимо забораУ которого снизуСтруя на сугробеПодобна эскизуТропинка полнаБеловатою кашейТакая волнаКороче парашаДеревья висятНа тоненьких веткахВцепляясь в закатКак вилки в розеткахИ где-то в ветвяхСредь серых коробокФонарик в слезахАлмазы в сугробахМои сапогиНамокли в снегахИ пальцы ногиГлазёнки в слезахНо к бабушке путьШёл мимо забораИз тучи все ртутьСтекала на городДля бабушки нёсОбед я семейноС собой бутылёкНесу я портвейнаКоторую послеБабули я вмажуИ стану я, БосхТвоим персонажемИ вдаль побредуСредь кустиков синихВ унылом рядуТаких же вот синихУнылы рядыВас, пятиэтажкиДа полон водыСапог югославскийИнсульт, что развилВ моей бабушке шокБыл сладок, как илТвой со дна, портвешокТам, бабушку яИз чашки кормившийТам свет фонаряСырые домишкиТам свет фонаряСырые бумажкиТам снег ноябряПятиэтажкиУраборосПятиэтажкиКруто отнёсЯ бабушке кашки
Белая карета
Нет в промзоне в окнах светаПо шоссе энтузиастовМчится белая каретаТолько сбоку крестик красныйКак когда-то в довоеннойМчался чёрный воронокМчит как кровушка по венамРасчищая нас, дружокВыезжает на ОрдынкуДа с больными седокамиНо с врачами, согласись-каЛучше, чем со следакамиСпят ежата-соколятаПо замерзшему чему-тоМчится белая каретаМама скажет: помнишь? УмерТы наверное не помнишьМне сегодня позвонилиВы ходили с ним на елкуТвой ровесник, от ковидаМчится белая каретаИ промзонные рябинкиТихо шепчутся: и этотКрасные, как на картинкеВ белой мгле в Сибири где-тоПо заснеженной дорогеМчится белая каретаИх не так уж было многоТот, кто, выживет, расскажет,Как когда-то было где-то:спят снежинки в снежной кашеМчится белая карета
«Только что уловил священную нить событий…»
Только что уловил священную нить событий:Я ехал в такси, подъезжая к АрбатуВнезапно почувствовал острое желание выпитьИ поделился своим ощущением с КатейТут она молча указала мне в окно таксиРядом с нашей машиной стоял Андрей ЧемодановОн был в халате и тапочках и так токсиченЧто мог вспыхнуть от собственного бычкаНо, он не заметил насВот почему мучительно захотелось заняться пьянствомКатя восхищенно сказала как раз:Какая у тебя тонкая связь с пространством
Переделкино
Я хотел просто выпить бутылочку винаА в Переделкино всегда так сложно с магазинамиДорога до дикси была длиннаДошёл, было без пятнадцати одиннадцатьОколо него загородив вход жопой джипаПлясали бородатые переделкинские лузерыОни плясали чтоб не погибнуть от жираИспользуя джип как источник громкой музыкиНаверное это были потомки Пришвина, Паустовского, БианкиМежду джипом и стеной в небольшое «окно»В дверь дикси протискивались несчастные бабкиНо меня интересовало только виноПотому что сегодня ночью я иду в страшный домЯ иду туда чтобы закончить свою историю Владимира ЗазубринаЯ иду по чёрному лесу, наполненный виномВ страшный дом, где поселилось зло, увижу ли луч утреннийУвижу ли луч утренний, золотой небесный светПротискиваюсь в кустах, как между игл гигантского ежикаНастолько здесь все заросло, не виден просветЕсли можно назвать просветом тьму зловещего домикаК тому же все это – бывшее кладбищеНа котором стоит старое ПеределкиноКладбищ бывших не бывает же, не бывает жеНо вот трухлявое крыльцо, изгаженное белкамиВ этом доме жил Владимир Зазубрин недолгоОдним из первых получил он здесь писательскую дачуРядом с его дачей маленький коровникКорова на даче – это удачаПотом тут застрелился писатель ФадеевНа третьем этаже этого огромного домаВ зале зелёный камин уж не греетЗато пугает как этот камин зелёный!И вот Зазубрина расстреляли. Я поднимаюсь на самый верхГде приоткрыта дверь туда, где застрелился другой писательДубовых половиц скрипящей смехКатя, только не ходи туда, шепчу я КатеНо вслед за смехом половиц смеётся нежно КатяИ я смеюсь ну! Ну! Рассмешили дурака!И вот мы ржем втроём и дом смеётся нервным басомУ нас опять идут аресты, бугагагаЭту милую историю забуду за гигабайтамиНовой информации. Зазубрин, ФадеевА потом тут длительное время жили гастарбайтерыНа стенах пачки сигарет и журнальные феи
