Фледлунд
Шрифт:
– То есть… ты считаешь, это воспоминание?
– Да, но не мое.
– А чье тогда?
– Не знаю.
– Ну-у-у, – задумался он, – а есть какие-то опознавательные знаки у того дома? Название какое-нибудь? Или вид с балкона?
– Нет, – раздосадованно ответила Ханна. – И я не могу заставить себя сделать что-то иначе в том сне. Я точно заложница какого-то сценария. Раз за разом выполняю алгоритм, смысл которого мне непонятен. И этот человек во сне…
– Это как раз таки объяснимо, – чуть развеселился Лекан. – Может, ты смотрела на ночь корейскую
Ханна сердито хмыкнула, а Лекан уже откровенно веселился.
– Да-да. Издевайся.
– Кто я такой, чтобы тебя осуждать. Сам однажды на них подсел, столько слез выплакал, – ржал он.
Все же он оказался не совсем подходящим собеседником. Ханна решила не продолжать и начала убирать посуду. Лекан еще о чем-то подумал, затем выдал:
– Знаешь, что мне кажется интересным в твоем сне? Правила. В передачу чужих воспоминаний я не верю, а вот в то, что твое подсознание создало тебе какую-то игру, – вполне. Разберись с дверями в своей голове.
Вторым человеком, с которым Ханна попыталась обсудить свои сновидения, была Магда Якубовска, ее варшавский терапевт. Они начали сеансы год назад, фактически сразу после пересадки. С предыдущим терапевтом во Фледлунде у них разладилось, но в одиночку Ханна все еще не могла переваривать реальность. У Магды был дополнительный плюс – все их встречи проходили онлайн. Необходимость физического присутствия во время терапии всегда доставляла дискомфорт. С изображением на мониторе говорить было намного легче. К тому же личные темы лучше раскрывались на родном языке. Хотя в последнее время она думала, что и сеансы с Магдой начинают терять смысл. Порядок в душе оказался иллюзией, и Ханна сама приводила себя в состояние хаоса по поводу и без. Все, что она годами утрамбовывала, чтобы оно не мешало ей функционировать, в какой-то момент начинало бесконтрольно лезть из всех щелей.
Во встречах с Магдой заключался другой смысл. Ханна могла говорить только с тем, кто ее знает. Магда не была семьей или лучшей подругой, однако она владела достаточным количеством информации, чтобы понимать, как устроена Ханна. В какой-то момент она также стала ее точкой принятия. «Твои чувства оправданны». «Твой опыт не ошибка». «Ты и твои впечатления имеют место быть».
Ханна себя принять не могла, ради этого она и продолжала терапию.
– Ты когда-либо жила в похожем доме?
– Нет.
Магда нахмурилась, глядя куда-то в свои записи. Лампа в ее кабинете стояла слишком близко к монитору, и часть ее лица была засвечена. Почему-то Ханна надеялась, что Магда сможет сразу объяснить происходящее. Но та пока не торопилась с выводами.
– Тебя сильно тревожит этот сон?
– Теперь да. Он повторяется раз за разом.
– А что ты хотела бы сделать, останься ты в той квартире? Если бы сон продлился дольше?
Дальнейшее на самом деле представлялось с большим трудом. Воображение просто отказывалось достраивать картину.
– Я… я бы спросила этого мужчину во сне, зачем он меня ищет.
– Почему ты хочешь знать ответ именно на этот вопрос?
– Потому что… – Ханна пришла в замешательство. – Меня никто не искал… так. Возможно, мне хотелось бы быть найденной, какими бы ни были его намерения.
Магду это, кажется, заинтересовало. Из-за засвеченного изображения ей все еще не удавалось понять выражение лица Ханны. Спустя полминуты она сообщила:
– Знаешь, во всем этом меня больше интересует не твоя встреча с этим незнакомцем, а то, что ты видела за первыми дверьми. До того, как вошла в последнюю квартиру.
Ханна непроизвольно вжалась в стул, и, к счастью, это не было заметно через камеру. Иначе Магда обязательно обратила бы внимание на язык ее тела.
– Я про ту белую комнату.
– Я поняла.
– И в ней кто-то был.
– Да. Но я не стала заходить. Хотя комната меня преследовала.
– Почему? Тебе не было интересно?
– Потому что эта комната выглядела ненормально, – резко сказала Ханна. – Она меня пугала.
– А на что было похоже то помещение?
– Не знаю.
– Ты уверена?
Взгляд Магды терялся в бликах, а сама она превратилась в голос в ее наушниках. Ханна перестала ее видеть на мониторе.
– Мы как-то обсуждали встречу с твоей матерью… Когда ты пришла к ней в больницу. Ты говорила, что палата казалась очень белой, так как за окном шел снег.
– Я не уверена, что это одна и та же комната. И я по-прежнему не готова говорить о моей матери.
Сеанс становился невыносимым. Каждый раз Ханна спрашивала себя, зачем Магда периодически повторяет эту пытку, ведь все равно она не сможет переступить какую-то черту. Магда загоняла ее своими расспросами в угол.
– Понятно. Тогда не будем. Но эта комната важнее встречи с тем мужчиной. Я бы хотела с ней разобраться.
После этих слов все ожило, и Ханна снова обрела способность дышать.
– Может быть, в следующий раз.
– Да, время выходит. Но к этой теме лучше вернуться. Ты ее годами обходишь, а она держит тебя в клетке.
Магда что-то нащупала, но это было не то, что Ханна хотела знать. Только после сеанса она поняла: больше всего на свете она мечтает о том, чтобы ее искали. Чтобы кто-то знал о ее неслышном существовании и шел за ней через сны.
Снег долго не продержался, и Фледлунд почти сразу принял свой обычный угрюмый вид. Голая земля походила на незажившую рану. Ханна брела по узким мощеным улочкам, уткнувшись носом в широкий шарф. Невеселые мысли одолевали ее. Решив поковыряться в странном сне, она еще больше погрязла в себе и своих проблемах.
В начале недели она взяла пару отпускных дней и теперь жалела об этом. После сеанса с Магдой хотелось немедленно погрузиться в работу, лишь бы не думать о ее вопросах. Чтобы не открывать компьютер – единственное, что она могла делать, предоставленная самой себе, она отправилась на прогулку в центр.