Флёр
Шрифт:
Заметив ее, Полоцкий остановился, рассеянно ей улыбаясь.
— Ах, вот и вы! Либо вы рано собрались, либо я засиделся дольше, чем предполагал.
— У вас есть еще десять минут, — сказала Флер.
— Тогда я успею. Я быстро одеваюсь. — Он улыбнулся ей и прошел мимо. Но вдруг вопросительно посмотрел на нее. — Я был у графа, у нас с ним состоялась частная беседа.
— О чем… о чем же вы говорили, если не секрет?
— Нет, нет, что вы. Об одном деле сугубо личного характера. — Было видно, что он в затруднении и не знает, как начать. — Может быть, все же лучше рассказать вам обо всем сейчас, до официального объявления. Вы, наверное, уже догадались? — Она промолчала, а Полоцкий тем временем внимательно ее изучал. — Карев попросил у меня, по заведенному у нас обычаю, руки моей дочери, и я согласился.
Флер молча смотрела на него. Только теперь она до конца осознала, как искренне не верила этому — ни предупреждению Петра, ни словам Розы, ни признаниям самой Людочки. Она считала все это чистой фантазией. Поступок графа не укладывался у нее в голове.
— Вы дали свое согласие? — наконец выговорила она почти шепотом. — Но почему вы так поступили?
Ее вопрос, по-видимому, его сильно озадачил. Полоцкий довольно долго молчал.
— Это взаимовыгодный брак. Он из хорошей семьи, и для Милочки это шаг наверх. Я ей не могу дать ничего, кроме богатства, и только такой брак принесет ей все остальное.
— Но… ведь он вам не нравится. Вы не оправдываете его поступков. Вы сами мне говорили об этом…
— Граф вел себя в этом деле, как и подобает благородному человеку. Он дал мне заверения, что еще не говорил об этом с Милочкой и не предпринимал никаких усилий, чтобы оказывать ей предпочтительное внимание. Он обсудил свое предложение со мной, ее отцом, как и подобает честному человеку. Мне трудно в чем-нибудь его упрекнуть.
Перед таким спокойствием Полоцкого, перед абсолютно непонятным для нее поведением Флер никак не могла придумать, что ему ответить. Наконец, собравшись с мыслями, она отважилась:
— Он говорил с вами о финансовой стороне дела?
Теперь улыбнулся Полоцкий.
— Неужели вы искренне считаете, что я, Иван Григорьевич Полоцкий, возьму в свой дом зятя, о котором я не навел всех нужных справок? Я знал все о семье Каревых уже тогда, когда граф Петр пригласил вас на балетный спектакль, — состояние их финансов, их положение в обществе, их лояльность и т. д. Думаю, даже Третье отделение императора, его тайная полиция, не знает столько о Каревых, сколько знаю я. — Он прикоснулся к ее руке. — Я очень благодарен вам за заботу обо мне. Вы поступаете как истинный друг. Но не беспокойтесь, я принял это предложение с широко раскрытыми глазами. И Милочка будет этому ужасно рада, как собачка, у которой вдруг вырос еще один хвостик! — хмыкнул он. — Она мне весь день намекала о нем и увядала, словно камелия, при каждом его приближении к ней. Людмила всю жизнь мечтала стать графиней!
Больше Флер нечего было сказать. Он, похлопав ее снова по руке, пошел вверх по лестнице.
— Нужно поскорее переодеться. Мне сегодня предстоит объявить об этом, и я не желаю марать свою безупречную репутацию опозданием.
Она осторожно спустилась с лестницы, чтобы не упасть. Через коридор подошла к гостиной. Там никого не было. С другой стороны были открыты настежь окна на террасу, откуда до нее доносились знакомые голоса. Кто-то там препирался. Войдя в комнату, Флер смогла разобрать запальчивые слова.
— …Потому что ты абсолютное ничтожество! — говорил Карев-старший. — Ты соришь деньгами на каждому углу, ты дорого обходишься мне, щеголь, ленивец и вообще пустой человек.
— Если бы ты только рассказал мне об истинном состоянии дел раньше, — возражал сердитый голос Петра. — Так нет, я не достоин знать правду. И теперь у тебя хватает наглости обвинять в чем-то меня…
— Ну и что бы ты предпринял, чтобы изменить создавшуюся ситуацию, скажи на милость, если бы я тебе открыл правду, а? — пренебрежительно фыркнул Карев.
— Ты сам отлично знаешь! — Вероятно, в эту минуту они отвернулись в сторону, так как Флер слышала только голоса, не разбирая слов. Ноги отказывались ей повиноваться, и она так и замерла посередине комнаты, не в силах сдвинуться с места.
Вдруг она снова услышала голос Петра, теперь он звучал громче, будто быстро к ней приближался.
— Я мог бы добиться ее согласия, вместе с ее приданым, если бы ты только не вмешался!
Он появился на пороге террасы. Заметив Флер, Петр крепко стиснул зубы. Она услыхала последнюю реплику Карева.
— Мне кажется, тебе абсолютно наплевать, кто из нас в конечном счете женится на ней?
Петр пристально смотрел на Флер, ему очень хотелось возразить брату, но он не мог этого сделать в ее присутствии. Торопливо прошагав через всю комнату, он исчез за дверью. В дверях, выходящих на террасу, показался граф Карев — лицо у него исказилось от гнева, он, тяжело дыша, явно собирался продолжить перепалку. Но, заметив, как и его брат, Флер, тут же осекся.
Флер в полном отчаянии стояла посередине, вся дрожа от негодования, как дрожит собака, почуяв запах дыма. Она не спускала с него глаз, а разум ее, казалось, сковало холодом от пережитого удара. Граф долго внимательно изучал ее. Гнев быстро прошел с его лица, и на нем появилась какая-то странная решимость. Кажется, он понимал, что она в эту минуту переживает. Протянув к ней руку, словно к обиженному ребенку или заблудшему животному, Карев сказал ласковым голосом:
— Подойдите ко мне, я должен поговорить с вами. Все в порядке. Ну подойдите же ко мне, цветочек мой. Все на самом деле в порядке.
Флер сделала шаг вперед. Когда она подошла поближе, граф взял ее за руку. В глазах его сквозила нежность и надрывающая душу печаль. Он отвел ее на террасу. Они подошли к перилам, в самом дальнем углу, и там остановились. Карев не выпускал ее руки. Они пристально смотрели на землю внизу, на прекрасный парк, с золотистыми бликами рано наступившего теплого вечера. В бледнеющем небе живо носились ласточки, наслаждаясь приятным летним днем.
— Значит, вы все знаете, — вымолвил он наконец. — Кто вам сказал? Полоцкий?
— Да, мы встретились с ним на лестнице.
Он вздохнул.
— Я хотел вам сам сообщить об этом.
— Для чего? Я не требую от вас никаких объяснений. — Она и не предполагала, что у нее вырвутся такие грубые слова.
— Да, да, просто обязан. Душенька, если бы мы жили в этом мире одни — я и вы!
— Не надо, — нервно запротестовала Флер. — Не стоит так говорить об этом. Не называйте меня такими…