Флёр
Шрифт:
— Да, я видела, как он смотрел на вас, — с сомнением в голосе ответила Флер.
— Знаете, продолжайте наблюдать за ним, и увидите, как я его приручу! Нужно у мужчины вызвать ревность — это, знаете ли, все равно что подхлестнуть лошадь! Я теперь буду напропалую флиртовать со всеми офицерами каждый вечер, и на следующей неделе, когда приедет отец, он уже не сможет вытерпеть ни минуты! Граф просто обезумеет от меня и поговорит обо всем с папой, не дав возможности снять пальто в прихожей.
— Да, любовь моя, однако я удивляюсь…
— Да не беспокойтесь, я знаю, как его приструнить! Ох, Флер! Я так счастлива! А вы рады за меня? Потому что я так люблю вас и хочу, чтобы вы были моей близкой подругой — всегда, всегда! Ну, скажите, Флер, что согласны.
— Разумеется, я всегда буду вашим другом, — подтвердила Флер с горечью в сердце, зная наперед, что все это приведет лишь к ненужному разочарованию.
Несколько дней подряд Милочка вела свою кампанию, развлекая одних и ставя в затруднительное положение других. Флер не могла заметить ничего похожего на поведение влюбленного в отношении к ней Карева. Он все время был с ней серьезен, от Флер не скрылось, что девушка его просто забавляла. Так обычно смотрят на резвящегося щенка.
Петр больше ничего не говорил о замыслах старшего брата и вообще не затрагивал тему беседы, состоявшейся у него с Флер на террасе. Его отношение к английской гостье не изменилось, он умеренно, флиртовал и со всеми другими дамами, старался честно играть роль брата с Розой, развлекался, наблюдая, как ведет себя граф с Милочкой. Братья были подчеркнуто вежливы друг с другом, и Петру, судя по всему, с трудом удавалось сдерживаться, чтобы не поссориться с ним, напряженная атмосфера в доме ощущалась всеми.
Карев, казалось, относился к ней добрее обычного, хотя и уделял меньше времени, распределяя свое внимание в равной мере между всеми гостями. И все же Флер чувствовала свое особое положение и понимала, что граф проводил время с дамами, выполняя долг хозяина, а с ней — ради удовольствия. Чем больше они оставались вдвоем, тем сильнее Флер тянуло к нему и тем больше она любила его, хотя и не желала в этом себе признаваться. Все это превращало перспективу возвращения осенью в Англию в весьма неприятную, малопривлекательную необходимость.
Все замечания Петра о нем она теперь целиком и полностью отметала, относя их на счет его дикой ревности, о чем он, вероятно, уже сам сожалел. Она стала относиться к Петру серьезнее и сдержаннее, чтобы продемонстрировать ему свое недовольство. По его внешнему виду было ясно, что он близко к сердцу принимал выбранную ею тактику. Иногда Флер, резко повернувшись, сталкивалась с его печальным взглядом, который он поспешно отводил в сторону.
Ситуация плохо сказывалась на ее нервах, и она часто проводила беспокойные, почти бессонные ночи, ее то и дело терзали короткие страшные сны. Однажды утром Флер проснулась очень рано. Она совсем не отдохнула за ночь, голова болела, и ей никак не удавалось отделаться от какого-то гнетущего чувства. Так как в спальне не было звонка, она встала, сама оделась, причесалась, а потом спустилась вниз.
Как обычно, когда очень нужен слуга, поблизости никого не оказалось. В доме стояла тишина, гости еще спали, а слуги, вероятно, находились на своей половине. В гостиной было пусто и пыльно. Флер снова прошла по прихожей. Из одной комнаты вышла горничная. Заметив ее, она остановилась.
Флер спросила ее по-французски, кто из гостей уже встал и нельзя ли принести ей чая, но девушка посмотрела на нее с полным безразличием, свойственным выражению лица любой русской прислуги. Она не знала, поняла ли служанка ее слова, и снова попыталась ей все объяснить, но та, не проронив ни слова, махнула на дверь комнаты, из которой только что вышла, и удалилась. Пожав плечами, Флер заглянула туда и увидела Розу. Она сидела одна за самоваром.
— Как рано вы встали, — сказала она ровным голосом. — Самовар только что вскипел — не хотите ли чаю?
Роза была аккуратно одета, но без соблюдения своего обычного утреннего стиля. Волосы были собраны в тугой узел. Флер не знала, почему это произошло, возможно, потому что она встала так рано. Но от ее внимания не ускользнуло изнуренное лицо Розы.
Перехватив ее тревожный взгляд, она ей ласково улыбнулась.
— Сегодня ночью я плохо спала. Около пяти утра я решила отказаться от всяких попыток снова заснуть. Это один из трудных для меня дней. У меня такое случается не часто, но когда случается, то… — она осеклась, пожав плечами.
— Вас что-то беспокоит? — с сочувствием поинтересовалась Флер.
— Да, но я не хочу вас расстраивать. Не будем обращать на это внимания. Ни я, ни вы.
Налив Флер чашку чая, она передала ей ее.
— Вы тоже плохо спали? Что-то и, вас, очевидно, тревожит?
Флер показалось, что наконец наступил тот момент, когда можно ей довериться и спросить у нее кое-что, но она не знала, как к этому подступиться, тем более, что Роза из-за чего-то переживала. Словно понимая ее затруднение, Роза сказала:
— Не отказывайтесь от моей помощи, если только я смогу что-нибудь для вас сделать. Если я думаю о постороннем, то лучше себя чувствую весь день.
— Благодарю вас. Мне хотелось бы спросить… — Она замолчала, не зная, как продолжить.
Роза бросила на нее проницательный взгляд.
— Может быть, вас расстраивают мои братья? Я заметила между ними определенную натянутость. А вчера вечером Петя смотрел на вас, как кот на мышиную норку. Что он вам наговорил?
Флер, чувствуя, что краснеет, невольно ответила:
— Нет, ничего, ничего. Нет, он не…
Лицо Розы стало еще серьезнее.
— В таком случае, это Сергей?
Она не спускала с гостьи глаз. Флер, стараясь не выдать себя, закусив губу, потупила взор. Оказалось куда труднее признаваться в том, что она так долго прятала от посторонних глаз.
— Ах, Флер, — произнесла с сожалением Роза, — уж вы не влюбились ли часом в Сергея?
Поколебавшись несколько секунд, она утвердительно кивнула, а затем из глаз ее брызнули слезы. Роза с трудом поднявшись со своего места, подошла к ней и обняла. Флер уронила голову ей на плечо, и они вместе поплакали. У женщин слезы всегда наготове, горе каждой — это горе всех женщин мира.