Флердоранж — аромат траура

Степанова Татьяна Юрьевна

Судмедэксперт имел в виду Галину Островскую. Ее допрашивали оперативники. А до этого, еще до приезда милиции, с ней пыталась говорить Катя, и участковый Трубников присутствовал при этой странной беседе. Они — Катя и Трубников — были все еще здесь; на месте происшествия. Кустанаеву же отвезли домой на патрульной машине. Когда она увидела труп Чибисова, ей стало плохо.

— Ну что? — спросил Колосов Катю (промокшая, продрогшая, она сидела в милицейском «газике»)! — Что молчишь? Давай уж рассказывай.

И Катя рассказала все,

что видела.

— Чибисова убили между одиннадцатью и часом ночи, — сказал Никита. — А ты говоришь, что слышала, как около полуночи кто-то проходил по дороге мимо дома. Может, ехал на лошади, а не шел?

— Нет, нет, — Катя покачала головой. — Это были шаги, а не конский топот.

—А ты когда-нибудь прежде слышала, как идет лошадь по мокрой дороге?

— Нет, если только по телевизору, — Катя вздохнула. — Нет, Никита, это был пеший, а не конный. Это точно. А потом уже где-то на рассвете я слышала в полусне конское ржание. Это и была лошадь Чибисова — раненая.

— Островская лошадь тоже видела?

— Да, — Катя посмотрела на Колосова. — И то, в каком качестве она восприняла ее, говорит, что она для нас весьма сложный свидетель. Ко всему еще она была сильно пьяна и до сих пор, кажется, еще не протрезвела. И. потом, нельзя быть свидетелем и подозреваемым одновременно. А сейчас Островская при тех уликах, что зафиксированы, именно подозреваемая. Она вся была в его крови, когда мы столкнулись с ней на дороге. И чтобы она там ни говорила, кровь эту надо как-то объяснять.

— Какое у тебя самой сложилось впечатление о ней?

— Смешанное, неоднозначное, — ответила Катя. — Там, на дороге, когда она как безумная кинулась под колеса — растрепанная, вся в крови, я на какое-то мгновение подумала: все, мы нашли то, что так долго искали. Понимаешь? И когда Трубников задержал ее… В общем, у нас было с ним схожее чувство, особенно, когда через пять минут мы увидели тело…

— Какое-то членораздельное объяснение тому, что она оказалась в такой час на дороге, она дала?

— Она пьяная, Никита, — повторила Катя. — У нее запой. И до тех пор, пока врач не приведет ее в чувство, никаким ее словам верить нельзя. Она, например, кричала там, на дороге, что мимо нее, как вихрь, промчался Конь Блед — посланец ада… Трубников ее знает лучше, чем кто-либо. Он нехотя, но подтвердил, что она хроническая алкоголичка. Он предполагает, что она потому оказалась на дороге, что ходила ночью в Столбовку за самогоном. И это, возможно, правда, потому; что я сама была свидетельницей, как она среди ночи искала выпивку. Но это лишь одно объяснение, есть и другое — ведь мы фактически задержали ее рядом с местом убийства. Чибисов мертв, и на ней его кровь.

— Только орудие убийства не найдено. А по логике вещей, если подозревать Островскую, орудие должно быть там же, где тело. И еще кое-что, Катя, не вяжется.

— Что?

— Да то, что я хотел тебе завтра сообщить, еще раз все хорошенько перепроверив,

а получилось, что надо сказать уже сегодня.

— Ты нашел какие-то доказательства связи между убийствами Хвощева и Бодуна? Да? Все-таки нашел?

Никита хмуро, безрадостно кивнул. Мимо них патрульные несли на носилках к машине «Скорой» тело хозяина «Славянки».

* * *

В доме Чибисовых, где Катя уже побывала ранним утром, царила ужасная неразбериха. Сейчас здесь уже было полно милиции. Постоянно звонили — перекликались сотовые телефоны, переговаривались милицейские рации. У ворот то и дело останавливались все новые и новые патрульные машины. Имя Чибисова было известно и в районе, ив области. Убийство вызвало небывалый ажиотаж.

Когда Катя и Колосов подъехали и уже входили в ворота, во дворе за домом гулко прозвучал выстрел. Точно лопнуло что-то в воздухе, осыпавшись невидимыми острыми осколками…

Катя увидела Елизавету Кустанаеву и отца Феоктиста. Секретарша Чибисова плакала навзрыд, уткнувшись в широкую грудь священника. Из конюшни торопливо вышли двое патрульных милиционеров и судмедэксперт.

— Лошадь пришлось пристрелить, — тихо сообщил он Колосову. — С согласия хозяйки. Бедно животное, оно было обречено.

Катя вспомнила, как увидела эту серую в яблоках, красавицу лошадь впервые. С ее умелой ловкой всадницей, мчащейся галопом среди берез. И вот лошадь лежала на полу конюшни. А всадница рыдала, в одночасье потеряв все. Катя подумала: коллега назвал Кустанаеву «хозяйкой». Увы, теперь она уже здесь не хозяйка. Истинная хозяйка там, где-то в доме, наверху…

— Где Полина — спросила она, когда они подошли к крыльцу.

—По-прежнему у себя, — ответил отец Феоктист. — Медсестра сделала ей укол успокоительного, она сейчас спит. Это для нее лучше всего, — говоря, он бережно обнимал плачущую Кустанаеву за хрупкие плечи. Катя обратила внимание — какая сильная, мускулистая у него рука.

Перед глазами неожиданно возникла картина: всадник на серой в яблоках лошади, всадник в черном непромокаемом дождевике и… навстречу ему по дороге… Нет, за ним следом по дороге… нет, удар же был нанесен как бы спереди и сбоку, справа — значит, на обочине дорога его поджидает…

Как странно все смешалось в этом деле: черный плащ-дождевик, который после рассказа Полины не давал ей, Кате, покоя, в этот раз оказался на жертве, а не на убийце. В чём же был убийца? Кто он был?

Катя взглянула на Колосова: то, что он рассказывал ей по пути к дому Чибисовых — что это за история?! Впервые она услышала про Жанну Зарубко, про «Пингвин» и про эту несчастную Зою Копейкину, замерзшую в поле в февральскую вьюгу. И эта история, похожая на трагифарс, неожиданно связала то, что до этого никак не связывалось, — две смерти, два убийства. Теперь они знали больше. Но что это меняло сейчас, при новом мертвеце в Славянолужье?