Флеш Рояль
Шрифт:
— Девочка моя, ты хочешь снять с меня штаны на глазах у своих однокурсников? Ты не думаешь, что это их слегка шокирует? Я, конечно, не против, но предлагаю найти более подходящее место, — раздался негромкий смешок над ее макушкой. А она только-только начала приходить в себя, и опять это «девочка моя», что же делать? Динка часто-часто задышала, и те самые клещи из ее путаных воспоминаний сжали ей плечи. Тон стал жестче и серьезнее, — Дина, ты еще совсем слабая, зачем ты приехала на лекции?
Ее встряхнули, пальцы Макса схватили подбородок и подняли лицо вверх. Теперь
«Макс, поехали к тебе»… Она что это правда сказала? Динка в ужасе прижала ладонь к губам, глаза Домина сузились еще сильнее.
— Дина, не молчи. Поедем в больницу, у тебя был сильный психический шок, он сам не пройдет, я консультировался у доктора. Это мать Тимура, поехали, она сейчас на работе.
Господи, спасибо тебе, она не сказала этого вслух! Динка облегченно выдохнула и обхватила руками пальцы Домина, державшего ее подбородок. В голове потихоньку прояснялось, грудь отпустило, стало легче дышать, да и ноги перестали вести себя по-свински. «При чем тут шок, Макс, я не могу, себя контролировать, когда ты так близко». А с другой стороны, может это и правда всего лишь последствия шока?
— Макс, уже все в порядке, мне лучше. Сегодня просто очень душно. Мне нельзя в больницу, у меня курсовая не писана. Мне нужно в библиотеку, кстати, познакомься, это Маша, моя подруга. Маш, это Максим.
День и правда был душным и не по-весеннему жарким. Странная в этом году весна. По-всему выходит, что странная, и по погоде, и по жизни вообще. Они еще немного попрепирались с Доминым, он настаивал на визите к доктору, а Динка уверяла, что прекрасно себя чувствует. Наконец, поверженный Горец сдался и даже вызвался их отвезти.
Динка специально не стала садиться на переднее сидение, а уселась назад возле Машки. Домин слегка изогнул бровь, но смолчал, видимо, решив не тревожить неустойчивую психику Динки. И сколько она еще сможет на этом выезжать? Очень недолго, если не хочет подвергнуться серьезному медикаментозному лечению, похоже, Максим настроен весьма решительно. Неслабо ему накрутили хвост в больнице, плюс наверняка он чувствует свою вину. Знал бы, в чем на самом деле его вина. В самом факте его существования.
Сегодняшняя встреча с Владом серьезно выбила Динку. Он же так нравился ей раньше, так волнительны были первые свидания с ним, и пылкий вечер, когда его родители уехали, и он привел ее домой, а потом совершенно волшебная ночь… Ничего общего с погоней по ночной трассе, ощущениями полного раздрая, рекомендацией расширить границы интимных познаний и швырянием денег в лицо. А все ушло как в песок, как и не было.
Теперь что же, ей предстоит сравнивать всех мужчин, встречающихся на ее пути, с Доминым? Глаза, руки, голос, дыхание. Внутренним сравнительным фильтрам был задан новый эталон, и это повергало Динку в совершеннейшее уныние на заднем сидении доминского «БМВ».
Довольно обманывать саму себя, спустя время память потихоньку выравнивала провалы и демонстрировала эпизоды, пусть не особо четкие, расплывчатые, но достаточно различимые, чтобы заставить ее краснеть и поднимать из внутренних глубин не одну удушающую волну.
Его губы, шепчущие отнюдь не царские приказы, а ее имя, много-много раз. И впивающиеся в нее так, что от одних воспоминаний сейчас приходилось хвататься за ручки дверцы машины. И то, как он смотрел на нее в те редкие секунды, когда отрывался от ее губ, шеи, плеч и… Динка горестно мотнула головой, словно могла вытряхнуть из нее все, что угодливо подсовывала ей память. Разве есть такое лекарство, которое поможет снова все забыть?
Самое поразительное, тогда, дома у Макса, она действительно ничего не чувствовала, зато сейчас, через время, ощущения накрывали с головой. Они терзали ее, пронзали насквозь, особенно все обострялось в присутствии Домина. Но Динка скорее дала бы себя убить, чем призналась в этом, она и себе сознаться-то не смела.
В это время Машка с Доминым неплохо спелись и вели достаточно оживленную беседу. Динка прислушалась. Машка делилась с Доминым трудностями написания курсовой, а он всячески ей сочувствовал. В зеркале внутреннего обзора серые глаза метнули изучающий взгляд и встретились с ее глазами.
— Ты уже с нами?
Динка понуро кивнула. Машка сочувственно обернулась и погладила Динку по руке.
— Вы не волнуйтесь так, Максим, — это уже Домину, — Дина слишком серьезно относится к учебе, а еще эта ее работа! Мы в прошлом году пока сдали сессию, чуть не поседели обе.
И принялась рассказывать. Да, минувшим летом они и правда слишком ответственно подошли к экзаменам, Динка даже не могла взять в толк почему. Теория вероятности и матстатистика не самый сложный предмет. Но один нехороший человек со старшего курса поведал им по секрету, как невозможно строго их преподаватель принимает экзамены, и они с Машкой страшно боялись завалить сессию. Сами себя накрутили, а сдали все на «отлично».
После сессии Машины родители отправили изнуренных, вымотанных девчонок к морю на базу отдыха, где директором был их друг, Николай Иванович. Более странного и чудесного отдыха у Динки еще не было. Они часами плавали в море и валялись на пляже с утра до вечера, поскольку дни тогда выдались пасмурными и уходить днем с пляжа не было никакой необходимости.
Маша читала «Три товарища» Ремарка, Динка Ремарка не любила, а для себя книги принципиально брать не стала. Она всячески мешала подружке читать, горланила песни и дурачилась. Народу было мало, в связи с началом сезона база была практически пустой, а море тихим и теплым.
Николай Иваныч каждый вечер заходил справиться, куда девочки собираются сегодня вечером и напоминал о возвращении к двадцати трем ноль-ноль, но получал неизменный ответ, что никуда, разве что прогуляются вдоль моря. Он уходил, озадаченно сморщив лоб и лишь вернувшись в город, Машка выяснила, что оказывается Николаю Ивановичу был дан тайный наказ присматривать за ними в случае, если им придет в голову удариться в загул. Тот подошел к делу очень ответственно, стремился выполнить возложенные на него обязанности дуэньи и искренне огорчался, что девчонки не дают никакой возможности проявить твердую волю.