Флэшбэк-2, или Ограбленный мир
Шрифт:
— Хоуэн Редс, — прошептал я в отверстие автомата.
Из горизонтальной щели тотчас же высунулся розовый жетон, совсем как язык изо рта непослушного ребенка. По примеру других болельщиков я приложил жетон к датчику и вошел на территорию стадиона. Минут пятнадцать я потратил на то, чтобы преодолеть полную водоворотов и ложных течений толпу, прежде чем оказался в нужном мне ответвлении. Еще немного потоптавшись по пяткам идущих впереди и ощущая ботинки идущих сзади на собственных пятках, я наконец добрался до своего места. Три кресла справа были еще свободны. Хиттельман задерживался, возможно, проверял, не привел ли я с собой охрану. Может, я и зря дурачился на аллее. Я огляделся по сторонам, но здесь тоже никто не курил. Перехватив лавирующий между рядами автомат с напитками, я взял у него четыре банки пива и сразу выпил две. Без сигареты оно показалось мне невкусным.
— Простите… — услышал я.
Хиттельман прошел передо мной и поднялся по лестнице на верх стадиона. Вздохнув и взяв оставшиеся две банки пива, я двинулся следом за ним. Словно по команде, раздался звук сирены. «Небоскребы» набросились на «Такс», раскрылись несколько тысяч глоток, раздался рев. Я осушил еще одну банку. Я был единственным стоявшим на лестнице болельщиком, единственным, кто покидал сектор. Рев стадиона прозвучал для меня словно прощание. Я выпил второе пиво.
Я ожидал, что Хиттельман отведет меня в какую-нибудь тесную душную кладовую с лампочкой на голом проводе и запрет за нами дверь из прокатанной стали, покрытой несколькими слоями облупившейся и веками не чищенной краски. Мы спустились на уровень раздевалок и реабилитационных кабинетов, прошли несколько поворотов. За нами закрылась тонкая стеклянная дверь. Комната была светлой, чистой и угрюмой, словно трезвый гробовщик. Хиттельман сразу же вписался в обстановку — сел за стол, наверняка поставленный здесь на случай конфиденциальной беседы, и посмотрел на экран компа, причем явно с целью неуклюжей провокации. Если он ждал, что я начну бормотать что-нибудь о тайне исповеди, то я вынужден был его разочаровать. Поскольку второго стула не было, я сел на край стола и протянул Хиттельману пачку «Мальборо». Он закашлялся и вскочил. Я радостно констатировал, что глупость копов столь же неизменна, как и трудолюбие японцев.
— Убери это с глаз моих! — заорал он. — И перестань разыгрывать сценки из второразрядных фильмов!
— Почему? — удивился я, беря сигарету в рот. — Вы, как я вижу, прекрасно знаете свою роль…
Я закурил, выпустил пробный клуб дыма, сразу же после еще четыре кольца, одно чуть менее удачное, чем остальные, и стал ждать стандартного продолжения. Хиттельман удивил меня, играя именно так, как я и предполагал.
— Послушай-ка, детектив. Мне ваше позерство ни к чему. Может, на Гавайях ты что-то из себя и представлял. Здесь — нет. Если что-то знаешь — выкладывай. Поправка к конституции об обязанности сотрудничать тебе известна…
Соскочив со стола, я топнул ногой, чтобы штанина лучше улеглась на ботинке, и сделал два шага к двери.
— Именно на этом я буду основываться, обвиняя вас в пренебрежении служебными обязанностями. Это которая поправка? — Я посмотрел на него через плечо.
— Эй! — молниеносно среагировал он. Я начал подозревать, что все это время он просто дурачился. В противном случае он остывал бы дольше. — Мы можем спокойно поговорить?
— Исключительно спокойно…
— Ну, я уже спокоен.
— А я все время был спокоен. — Я не мог не удержаться, чтобы не закончить эту часть разговора своей точкой над «i».
— Ладно. Выбрасываю белый флаг. Что мне еще сделать?
Я вернулся к столу и, не садясь, обвел взглядом комнату. Хиттельман театрально вздохнул, подошел к стене с компом, вытащил из-под ящика под клавиатурой складной стул и аккуратно поставил его рядом со мной. Я кивком поблагодарил его, и мы сели.
— Если я вам скажу, что занимаюсь делом государственной важности и ожидаю от вас помощи с сохранением высшей степени секретности, то этого будет недостаточно для того, чтобы вы мне эту помощь оказали, верно?
Он прищурился, пошевелил челюстью и долго смотрел на меня. Я выпустил еще четыре колечка, на этот раз все удачные.
— После такого начала я полагаю, что у тебя есть нечто, что меня убедит. Так ты, по крайней мере, считаешь…
Я достал из кармана бумажный конверт, из него, в свою очередь, вынул конверт из прозрачного пластика и показал его Хиттельману, так, чтобы он не видел письма.
— Прошу оказать Хоуэну Редсу любую необходимую помощь, не вникая в суть дела, которое он ведет, с соблюдением полной секретности. Печать, подпись, — процитировал я по памяти. Прежде чем Хиттельман успел среагировать, я встал, подошел к компу, вставил письмо в щель считывателя и запустил программу верификации. Дома я уже успел потренироваться, так что все прошло прекрасно. Комп, в соответствии с важностью задачи, посвятил проверке шесть или семь секунд.
«Аутентичность бумаги (лист номер три), подписи и печати подтверждена», — объявил он.
Я выдернул лист из щели, стер с экрана текст, спрятал конверт в карман и вопросительно посмотрел на Хиттельмана. Он снова пошевелил челюстью, но на этот раз не столь заметно.
— Что-то больно старая подпись, — сказал он. — Хоксбольт был президентом двадцать семь лет назад.
— Сколько, по-вашему, мне лет? — нахально спросил я. Если бы об этом спросил меня он, у меня были бы проблемы.
— Тридцать два.
— На самом деле мне тридцать девять, я занимаюсь этим делом уже двадцать семь лет, без нескольких дней, — сказал я, отдавая себе отчет в том, что на самом деле солгал лишь в отношении собственного возраста. — Будем еще об этом? — закончил я, подчеркнув слова «об этом».
— Ну ладно, все равно вы мне большего не скажете. — Он никак не мог решить, как ко мне обращаться. — Чем могу помочь?
— Во-первых, прошу проследить, чтобы из мировой истории исчезла информация о нашем общении. И во-вторых, я хотел бы, чтобы вы проверили во всех возможных отношениях корпорацию ЭТВИКС. Мне нужны сведения о ее деятельности за последние двадцать семь лет, все, что только удастся откопать. И о ее руководстве — здесь тоже, за как можно больший период и максимум данных: контакты, связи, инвестиции и так далее. Понимаете? Я убежден, что они в этом замешаны. Мне нужно лишь найти узелок, за который можно потянуть.
Я стрельнул окурком в сторону компа, слегка запоздавшая пепельница подскочила и сгребла его в свое нутро. Окурок с тихим шипением попрощался с миром. Я посмотрел на шефа ОБТ. Он снова проверял работу своего дантиста. У меня зачесался кулак.
— Хорошо. Это срочно?
— Срочно, — ответил я и задумался. До первой возможности вернуться я наверняка не успею, вторая через шесть дней. Если я что-нибудь сумею сделать — это тоже будет чудом. — Могу дать самое большее четыре дня. Но я требую немедленной передачи информации мне, без какого-либо контроля.