Флибустьер. Вест-Индия
Шрифт:
– Мне нужен сам Пьетро, а не его мальвазия, – пояснил Серов. – Иди к нему и скажи, кто тебя прислал, а еще скажи, что я друг Джулио Росано и прошу, чтобы Пьетро пожаловал сюда. На неделю или, может быть, на две.
– А если спросит зачем?
– Помощь мне нужна, чтобы исполнить последнюю волю Джулио. Ради этого я за ценой не постою.
Страх Божий снова хмыкнул:
– Ежели не постоишь, капитан, так не взять ли у старикана пару бутылок? Глядишь, он будет посговорчивей.
Эрик Свенсон прищурился, заглянул в пистолетный ствол:
– Две
– И то верно, – согласился Страх. – А вот две на брата будет в самый раз.
Серов отправил его за деньгами и потащил ларец к себе в комнату.
Вечером они с Шейлой сидели на просторной веранде, что открывалась небу и морю, глядели на звезды и молчали. В молчании не было отчуждения; так молчат близкие люди, которым есть что сказать друг другу, но времени для разговоров у них хватает – может быть, сорок или пятьдесят лет, а потому не стоит торопиться. Мысленно Серов проживал эти годы, вспоминая о войнах, мятежах, интригах, царях и царицах, открытии новых земель и основании городов, обо всем, что доведется им увидеть и услышать. Чем это было для него? Будущим? Прошлым? Одновременно тем и другим? И если бы он знал, чем кончится его последнее расследование и экспедиция в аномальную зону, если бы мог предвидеть все случившееся с ним, то что бы сделал? Отказался от странной своей судьбы или пошел ей навстречу?
Он взглянул на Шейлу, читая ответ в ее глазах.
Нарушив молчание, она проговорила:
– Эндрю… мне давно хотелось спросить… Ты в самом деле сын маркиза?
– Это имеет какое-то значение?
– Может быть. Ты ведь собрался со мной обвенчаться, так? А я – внучка каторжника и племянница пирата! Что сказал бы твой отец?
– Мой отец… – Серов печально усмехнулся. – Он человек широких взглядов, милая. Кроме того, есть и другие обстоятельства. Я ведь тебе правду говорил – ну, почти правду… Я в самом деле потомок маркиза, и предки мои были морскими разбойниками. Ты слышала о норманнах, приплывших во Францию с севера? От кого-то из них мы и ведем свой род.
– Ты это точно знаешь?
– Так утверждал мой отец. Во мне тоже разбойничья кровь, хотя и другой хватает.
От более порядочных людей, добавил он про себя. От тех, кто не резал глотки, а развлекал почтеннейшую публику, жонглируя, гуляя по канату и кувыркаясь на арене.
Шейла как будто успокоилась, вздохнула и, закрыв глаза, прижалась щекой к его плечу.
– Мы должны обвенчаться до выхода в море, – сказал Серов.
– Непременно. В тот же день, когда ты сможешь донести меня до церкви на руках.
– Могу я попробовать сейчас?
– Нет, дорогой, ты ранен и еще слаб. – По ее губам вдруг скользнула улыбка. – Но если хочешь, я подставлю плечо и провожу тебя в постель.
– Хорошая мысль, – одобрил Серов.
Проводы были долгими, и рана им не помешала.
* * *
Старый Пьетро приехал в усадьбу на рассвете, в тележке, запряженной осликом, с корзиной, в которой бренчали винные бутыли. Негр-слуга занялся ослом и упряжью, Страх Божий – грузом, а старик, двигаясь с завидной для его возраста легкостью, шагнул на веранду, поклонился Серову и сел в предложенное кресло.
– Я помню вас, мой господин, вы были у меня с синьором Джулио. И недавно я готовил вам целебные снадобья… Они помогли? Как ваши раны?
– Заживают, – сказал Серов. – Силы возвращаются ко мне.
– Хвала Мадонне! Пусть она одарит вас здоровьем! – Пьетро перекрестился и бросил взгляд на книгу, лежавшую рядом с ларцом на столе. Потом нерешительно спросил: – Это принадлежало синьору Джулио?
– Да. Я не знаю итальянского, достойный Пьетро, и хочу, чтобы вы мне ее прочитали. Вернее, перевели на английский, которым вы так превосходно владеете, или на французский. Я щедро оплачу ваш труд.
Серов протянул ему кошель, набитый золотом. Пьетро без возражений сгреб дукаты, сунул в карман и прикоснулся к переплету с прожженными дырами. Пальцы у него были тонкие, смуглые, сухие.
– Постараюсь прочитать и перевести, мой господин, но прошу вашего снисхождения – ведь я всего лишь аптекарь и цирюльник. – Склонившись над столом, он осторожно, будто лаская, погладил кожу переплета. Лицо его было задумчивым и грустным. – Вот он какой, труд мессира Леонардо… никогда не видел, только слышал…
– От Росано? И что он вам рассказывал, сударь?
– Рассказывал? Ничего. Когда он был трезв, то хранил свои тайны. Но знайте, синьор, что мы с женой венецианцы, как и бакалавр Росано, а потому он часто бывал у нас, приобретал лекарства и пробовал вина, что я получаю из Старого Света. И это неудивительно. Куда еще он мог пойти? Не в кабак же, бражничать с разбойниками! И когда он… хм-м… когда вино овладевало им, он плакал и стонал, и из этого стона, этого плача мы узнали о горестной его судьбе. Он был хорошим, но злосчастным человеком… – Старик нахмурил брови, прикрыл глаза морщинистыми веками. – Я никогда не стал бы говорить о нем… Но синьор Джулио мертв, вы его друг, и у вас его книга. Вы знаете ее историю?
– Отчасти, – вымолвил Серов, припоминая невнятные речи Росано. – Ничего определенного, почтенный Пьетро. Как и в вашем случае, я слышал лишь то, что говорилось под хмельком.
Пьетро снова прикоснулся к книге – так, как касаются святой реликвии. Кожа, что обтягивала переплет, была чуть темнее пальцев старика.
– Если верить нашему покойному другу, это написано мессиром Леонардо… Вы слышали о нем, синьор? Скульптор, живописец и механик, прославивший Флоренцию. Даже сам святейший папа заказывал ему картины!
В голове Серова будто молния сверкнула. Великий Леонардо из Флоренции! Двести лет назад! Точные даты жизни гения он не помнил, но, вероятно, пара веков таки прошла. Леонардо да Винчи, великий художник, самый загадочный человек эпохи Возрождения, творец шедевров, бессмертных статуй и картин, ученый и изобретатель… Боевая колесница, подводное судно, танк, летательный аппарат и множество других идей, но все не ко времени, не нужные его эпохе…
Он с благоговением уставился на книгу и сказал: