Флибустьерское море
Шрифт:
– Коль скоро правительство не желает давать нам поручительство добывать испанца, обойдемся жалованной грамотой на охоту и ловлю рыбы. Этого достаточно.
Дело в том, что испанцы не признавали за французами права на охоту и ловлю рыбы ни в одном из владений Нового Света. Между тем французский король настаивал на нем. Сам факт ловли рыбы в прибрежных водах испанских колоний был заведомой провокацией. Испанцы должны были напасть на нарушителя правил, а тот соответственно вынужден был бы прибегнуть к самообороне. И контратаковать.
Господин де Кюсси резко оборвал разговор:
– Как знаете. Советую, однако, подумать, дабы мне
Угроза была чисто формальной. И губернатор, и Грамон прекрасно знали об этом. Губернатор не мог да и не собирался ввязываться в бой с превосходящими силами пиратов. Ему было важно соблюсти лицо.
Нам часто приходится мириться с тем, что старинные авторы больше были озабочены эффектностью, чем строгостью изложения. Они опускают детали, кажущиеся им несущественными, и в результате многое остается неясным. Казалось бы, Грамон после легкой победы в Веракрусе должен был действовать аналогичным образом в Кампече: скрытная высадка и марш-бросок к городу. Вместо этого мы видим, как он бросает средь бела дня якорь в четырнадцати лье от Кампече, восемьсот человек садятся в шлюпки и баркасы и начинают грести к берегу. «Каждая лодка шла под своим флагом, и зрелище радовало глаз». Сойдя на берег, войско двинулось вперед «под барабанный бой на глазах изумленного противника, который не знал, что и думать: они куда больше походили на королевскую армию, чем на шайку флибустьеров».
Возможно, Грамон хотел запугать защитников Кампече демонстрацией силы. А возможно, ему просто не удалось обеспечить скрытности подхода. Как бы то ни было, у горожан было предостаточно времени для того, чтобы соорудить засеки вокруг стен города. Увы, эти хилые сооружения едва замедлили продвижение пиратов. Внутри города тоже были сооружены баррикады с пушками. Флибустьеры могли увязнуть в уличных боях, но Грамон ввел тактику, применяющуюся и поныне: он рассыпал по крышам снайперов. Стрелки-флибустьеры перебили сверху орудийную обслугу, и защитники баррикад сдались. Любопытно, что батальные рассказы и «дымящиеся» воинственные гравюры того времени весьма отдаленно соответствуют подлинной картине сражения. Оно никак не напоминало битву под Верденом: потери флибустьеров составили в итоге четыре человека, около десятка получили ранения.
Три дня спустя была взята городская цитадель, служившая также тюрьмой. Потери флибустьеров – ноль, потери защитников – тоже ноль. Гарнизон потихоньку убрался восвояси, оставив одного-единственного англичанина, который сражался как лев, был взят в плен, но тут же освобожден Грамоном, пригласившим храбреца отобедать с ним.
Пока защитники баррикад пытались сдерживать натиск, испанцы-горожане, наученные столетним горьким опытом, бежали прочь, унося с собой домашний скарб. Но пираты знали, где и как вылавливать беглецов. На следующее утро после падения Кампече 600-700 горожан были приведены под охраной назад в свои дома. Следует отметить, что никаких особых жестокостей в стиле Олоне или Моргана не совершалось.
«Эта экспедиция закончилась полным успехом, если не считать отсутствия денег», – саркастически писал Эксмелин. Денег не нашлось, быть может, именно потому, что Грамон не был заплечных дел мастером. Конечно, в момент захвата города не обошлось без тумаков и зуботычин, но дознания огнем и железом не проводились.
Около двух месяцев вольница Грамона пировала в городе; погреба и склады Кампече
Испанский губернатор был раздражен известием о прибытии пиратов в его провинцию. Вступать в сражение с ними он не хотел, учитывая прошлый печальный опыт такого рода баталий. С другой стороны, надо было как-то реагировать. Он распорядился выслать конные дозоры, наказав им перехватывать отряженные Грамоном поисковые группы. Стоял август – сезон дождей. Флибустьерам надоело месить сапогами грязь в пампе, и они тоже сформировались в эскадроны. Только вот скакунами им служили по большей части ослы и мулы. Однажды губернатор Мериды, лично принимавший участие в боевых операциях, натолкнулся на такую группу горе-кавалеристов, убил два десятка человек, в том числе пиратского капитана, а двоих взял в плен.
Несколько дней спустя к нему явился парламентер Грамона:
– Наш генерал предлагает вам обмен: двух пленных на коррехидора и офицеров Совета Кампече. Если вы откажетесь, заложники будут казнены, а город сожжен.
– Понял. Свой ответ я сообщу вам. Можете быть свободны.
Губернаторы и военачальники той поры обожали переписку. Их гонцы выполняли роль средневековых глашатаев-герольдов. Ответ испанского губернатора был неожиданно грубым:
«У Испании достанет денег, чтобы отстроить город, если вы сожжете его, и людей, чтобы заселить его заново. Я не веду переговоров с бандитами».
Грамон прочел записку вслух своим офицерам.
– Сеньор губернатор Мериды настроен свирепо, – добавил он. – Ну что же, порадуем его, раз ему так хочется. Жаль только, его милость не почтил Кампече своим присутствием.
Дым пожара заволок один из кварталов города. Испанский гонец увидал, как на дворцовую площадь привели пятерых его соотечественников со связанными руками.
– Я велел выбрать первых попавшихся, – сказал Грамон. – Они умрут к вящей славе вашего губернатора.
Головы пятерых несчастных слетели с плеч. Палач вытер саблю.
– А теперь ступайте и передайте своему господину, что это только начало. Если он не согласится на обмен пленными, я казню всех заложников и подпалю город с четырех сторон!
Заложники в тревожном ожидании замерли в темнице. Перед вечером прибыл новый ответ губернатора – столь же наглый и вызывающий, что и прежде. Но Грамон, очевидно, был в хорошем расположении духа. В голову ему пришла новая мысль.
– Освободите заложников и подожгите город.
Город запылал, правда, не весь. Пираты уже привыкли к комфортабельному жилью, поэтому старинный центр с каменными домами они сохранили.
Вторая идея генерала заключалась в следующем:
– Через четыре дня праздник святого Людовика. Мы должны достойно отметить именины короля Франции, и у нас есть для этого все необходимое.
Действительно, ни в провизии, ни в напитках они нужды не терпели. А идея праздновать чьи угодно именины, будь то хоть самого Сатаны, была встречена флибустьерами с восторженным рвением. Еще бы! Когда речь шла о том, чтобы наесться и напиться до отвала, им не надо было повторять приглашение дважды.