Флибустьеры
Шрифт:
Старый солдат, не сказав ни слова, вышел исполнить приказание.
— Вы видите, господа, — продолжал граф после ухода лейтенанта, — я уже воспользовался вашими советами. Мой опыт в войнах с индейцами сейчас обогатился, и, повторяю, я чувствую себя счастливым, имея таких наставников, как вы.
— Кабальеро все предусмотрел, — заметил асиендадо, — я сам тоже думаю, что самая слабая часть асиенды та, которая обращена к реке…
— Еще одно слово, — перебил его дон Луи.
— Говорите, говорите.
— Ведь вы, сеньор, сказали, что привели с собой до сорока человек пеонов, искушенных в войнах с индейцами, и что эти люди находятся здесь?
— Совершенно верно.
— Превосходно. Я полагаю (заметьте, кабальеро, что это только мое мнение), я полагаю, что врагу можно нанести решительный удар и вполне обеспечить себе победу, поставив его между двух огней.
— Действительно, — воскликнул граф. — Но как же сделать это? Ведь вы сами говорите, что совершенно неразумно выпускать из-за стен асиенды людей даже на разведку.
— Я и теперь это повторяю, так как из травы в прерии и из-за деревьев леса на асиенду сейчас устремлены сотни внимательнейших глаз, которые и мухи не пропустят.
— Ну вот!
— Но разве я не сказал вам, что война в этих местах — это война всякого рода уловок и хитростей?
— Да, но я пока еще ничего не понимаю.
— А между тем это очень просто, сейчас я все объясню.
— Пожалуйста.
— Сеньор, — обратился дон Луи к дону Сильве, — вы рассчитываете остаться здесь?
— Да, по некоторым семейным обстоятельствам я рассчитываю пробыть здесь довольно долго.
— Я не имею намерения вторгаться в ваши семейные дела, но вы здесь останетесь?
— Да.
— Превосходно! Есть ли у вас среди пеонов человек, на которого вы могли бы положиться, как на самого себя?
— Слава тебе, Господи! Как не быть такому человеку? Вот, например, Блаз Васкес.
— Простите за любопытство, скажите, пожалуйста, кто такой этот Блаз Васкес.
— Блаз Васкес мой капатас. Он, кажется, так верхом на коне и родился, а положиться на него я и вправду могу, как на самого себя.
— Ну и прекрасно, все идет как нельзя лучше.
— Ну, я-то пока ничего еще не вижу, — возразил граф.
— А вот сейчас увидите, — отвечал дон Луи.
— Посмотрим.
— Дайте, сеньор, вашему капатасу приказ стать во главе пеонов и немедленно выйти из асиенды по дороге в Гуаймас. Отойдя лье два-три, в месте, которое нам — ему и мне — покажется удобным, он должен остановиться, а остальное уже — мое дело, мое и моих друзей.
— О! Теперь я понял ваш план. Пеоны, скрытые вами в засаде, должны будут ударить индейцам в тыл, когда битва будет в полном разгаре.
— Вот именно.
— А апачи?
— Неужели вы думаете, что они не обратят внимания на выход отряда белых из асиенды?
— Индейцы слишком хитры для этого. Ради чего они будут следить за отрядом, который не несет с собой ничего? Если бы они напали на него, то только без всякой для себя пользы открыли бы свое присутствие, а этого они никогда не сделают. Нет, нет, сеньор, будьте спокойны, они даже не пошевелятся. Они никак не могут знать, что вы предупреждены, и потому стремятся остаться невидимыми.
— А вы сами что думаете делать?
— Что касается меня, то индейцы, несомненно, видели, что я вошел сюда, они знают, что я здесь. Если я выеду вместе с вашими пеонами, то они сейчас же угадают весь наш план. Поэтому я немедленно же отправлюсь один, как пришел.
— Ваш план настолько прост и ясен, что непременно должен удаться. Примите, дорогой земляк, нашу глубокую благодарность, и скажите ваше имя, чтобы мы знали, кому обязаны нашей жизнью.
— К чему это, сеньор?
— Кабальеро, я присоединяю и свою просьбу к просьбе дона Гаэтано, моего друга, откройте ваше имя, оно будет запечатлено в наших сердцах.
Дон Луи колебался, сам не понимая, что заставляет его поступать так. Ему почему-то не хотелось открывать перед де Лорайлем свое инкогнито.
Оба собеседника его, однако, продолжали настаивать, так деликатно и мягко, что дон Луи решился, наконец, побороть в себе инстинктивное чувство и, не видя никаких основательных причин скрываться и уступая их просьбам, назвал свое имя.
— Сеньоры кабальеро, я — граф Луи-Эдуард-Максим де Пребуа-Крансе.
— Итак, мы друзья, не правда ли, граф? — проговорил граф де Лорайль, протягивая ему руку.
— То, что я сделал, я думаю, есть доказательство моего к вам расположения, граф, — отвечал дон Луи с изысканно вежливым поклоном, но в то же время не пожал протянутой руки.
— Я благодарю вас, — вновь начал граф, делая вид, что не замечает своего неловкого положения. — Когда вы думаете ехать?
— Мне больше не следует отвлекать вас от предстоящих дел, позвольте поэтому проститься с вами сейчас же.
— Даже не позавтракав?
— Извините, но время не ждет ни вас, ни меня. Мои друзья, которых я оставил несколько часов тому назад, ждут меня и, вероятно, уже беспокоятся.
— Но они ведь знают, что вы у меня, — сказал граф, слегка задетый.
— Они не знают, прибыл ли я к вам или нет.
— Тогда не буду вас задерживать. Еще раз благодарю, дорогой граф.
— Я действовал, как велит мне совесть, вы нисколько не должны считать себя мне обязанным.
Все трое вышли после этого из дома и направились к батарее на перешейке. Разговор между ними перешел на совершенно посторонние предметы. На полпути они встретили Блаза Васкеса. Дон Сильва подозвал его, в двух словах объяснил ему положение дел и ту роль, которую он должен был сыграть.