Флибустьеры
Шрифт:
— Я полагаю, что помехой тут ваша любовь, о которой вы упомянули в разговоре с индейцами, — тонко заметил канадец, — я понимаю, что вам трудно.
— Ну, что толку говорить об этом! — прервал его дон Луи. — Завтра на восходе солнца я берусь пройти на асиенду и объясню ее владельцу, какая опасность ему угрожает.
— Пусть будет так, это хорошее решение, — заключил совещание Весельчак.
— Ну, а что касается нас с товарищем, то как только наши лошади отдохнут, мы вернемся назад в Гуаймас.
— Нет, позвольте, — возразил дон Луи, — мне кажется, вам следует выработать для себя план действий и узнать результаты моего посещения асиенды. Это, я думаю, интересует вас больше, чем нас.
Мексиканец сделал движение, как будто собирался не согласиться с доводами дона Луи, но, подумав, сказал:
— Вы правы, я забыл об этом. Хорошо, я подожду вашего возвращения с асиенды.
Все пятеро искателей приключений обменялись после этого несколькими фразами, завернулись в свои плащи, растянулись на земле и заснули.
Глубочайшая тишина царила на небольшой полянке, слабо освещаемой красноватым отблеском потухавшего костра.
Около двух часов ночи, когда наши герои наслаждались безмятежным сном, кусты вдруг неслышно раздвинулись, и из них вышел человек.
Он постоял с минуту, прислушался, затем пополз, крадучись, к тому месту, где спал Тигреро.
При свете костра можно было без труда узнать, что это Черный Медведь. Вождь апачей вынул из-за пояса свой нож и тихо положил его на грудь Тигреро. Затем, оглядевшись вокруг, чтобы удостовериться, что все пятеро крепко спят, он исчез в кустарнике, который тотчас же сомкнулся за ним, словно проглотил его.
ГЛАВА Х. Перед нападением
При первом крике жаворонка, то есть при самом восходе солнца, пять искателей приключений проснулись.
Ночь прошла спокойно, ничто не нарушило глубокого сна отдыхавших людей. Но под утро обильная свежая роса насквозь промочила их плащи, и они поспешили подняться, чтобы размять застывшие и онемевшие члены.
При первом движении дона Марсиаля с его груди на землю упал нож. Мексиканец подобрал его и испустил крик удивления, почти ужаса, показывая его товарищам.
Рукоятка ножа была еще покрыта большими кровавыми пятнами. Мы знаем, как этот нож попал к Марсиалю.
— Что это значит? — закричал он, потрясая ножом.
Орлиная Голова взял его и внимательно рассмотрел.
— О-о-а! — с изумлением проговорил он. — Черный Медведь приходил к нам, когда мы спали.
Охотники не могли удержаться, чтобы не выразить своего ужаса.
— Это невозможно! — заявил Весельчак.
Индеец только покачал головой.
— Нет, это скальпировальный нож апачского вождя, на рукоятке вырезан тотем его племени.
— Да, это верно.
— Черный Медведь великий и славный вождь, его сердце велико и может вместить весь мир. Черный Медведь не отступит от данного слова и показывает врагу, что он был владыкой жизни его и что он сумеет взять ее в тот час, когда найдет это удобным. Вот что значит этот нож, положенный на грудь гачупина 24 во время сна.
Четверо белых были смущены такой отвагой; дрожь пробежала по их телу, когда они подумали, что были во власти врага, который не унизился до того, чтобы убивать сонных, а удовлетворился тем, что так гордо бросил им вызов. Особенно мексиканец, несмотря на всю свою смелость, почувствовал, как замерло у него сердце, когда он представил картину: себя — спящего, и над собой апача, своего врага, с ножом.
24
Гачупины, люди, носящие башмаки, — презрительное название, данное индейцами испано-американцам еще в эпоху открытия Америки. — Примеч. автора.
К канадцу первому вернулось хладнокровие.
— Ах, каналья, — воскликнул он, — хорошо сделала эта собака, что предупредила нас. Теперь мы будем держать ухо востро.
— Гм! — заявил Кукарес. — Я вовсе не имею охоты быть оскальпированным. Нисколько! — И он провел рукой по своей густой, всклокоченной, войлоком свалявшейся шевелюре.
— Что же делать, — заметил ему Весельчак, — иногда нет возможности отказаться от этого.
— Быть может, но мне не хотелось бы это испробовать.
— Теперь уже день, — проговорил молчавший до этого дон Луи, — я думаю, что пора мне идти на асиенду. Как вы полагаете?
— Не следует терять ни минуты, чтобы раскрыть то, что затевает враг, — подтвердил дон Марсиаль.
— Тем более, что нам надо принять кое-какие меры и договориться обо всем поскорее, — заметил Весельчак.
Индеец и леперо в знак согласия кивнули головами.
— Теперь условимся, где нам встретиться, — продолжал дон Луи. — Вы не можете оставаться здесь, так как индейцы весьма легко могут отыскать вас.
— Да, — ответил, задумавшись, Весельчак, — но я не знаю здешних мест и не могу придумать ничего подходящего.
— Вождь знает такое место, — заявил Орлиная Голова, -вождь проведет туда бледнолицых братьев, и туда придет бледнолицый брат на пути из большого вигвама бледнолицых.
— Хорошо, но ведь мне нужно знать это место, — заметил дон Луи.
— Пусть брат вождя не смущается. Когда брат выйдет из большого вигвама, вождь будет возле брата и поведет его.
— Ну, пусть так. До свидания.
Дон Луи оседлал лошадь и галопом удалился по направлению к асиенде, стоявшей, как мы сказали, от того места, где находились наши искатели приключений, на расстоянии двух-трех ружейных выстрелов.
Граф де Лорайль с беспокойством ходил по низкой комнате, служившей прихожей в главном доме.
Против его воли встреча с мексиканцем живо занимала его. Он хотел услышать от доньи Аниты откровенное признание, которое она сделала бы перед лицом своего отца и которое рассеяло бы его сомнения и дало бы ключ к объяснению этой тайны.