Флибустьеры
Шрифт:
— Позвольте, вождь. Что касается меня. то здесь все очень просто: вы просили меня сопровождать вас, и вот он я. Больше я ничего не знаю, пусть я буду другом апача-собаки. Луи — другое дело, он разыскивает своего друга. Помните, что мы обещали помочь в этом.
— Орлиная Голова, — отвечал на это вождь, — разделяет сердце свое между бледнолицыми братьями. Каждому из вас принадлежит по половине его. Путь, который мы должны совершить, долог, он продлится несколько лун. Мы пройдем через великую пустыню. Насмешник и его воины пошли на охоту за бизонами, чтобы заготовить их на далекий путь. Я проведу братьев моих в место, открытое мною несколько лун тому назад и известное только мне одному. Когда Ваконда сотворил человека, он дал ему силу, мужество, бескрайние земли для охоты и сказал ему: «Будь свободен и счастлив». Он дал бледнолицым мудрость, знание и научил их узнавать цену самоцветным камням и желтому песку. Краснокожие и бледнолицые — каждые идут по своему пути, начертанному им Великим Духом. Я проведу братьев моих к россыпям.
— К россыпям?! — с изумлением воскликнули оба охотника.
— Да. Что делать сахему команчей с этими непомерными богатствами? Золото — для бледнолицых. Пусть будут счастливы мои братья, Орлиная Голова даст им золота столько, что они не в силах будут увезти его.
— Постойте, постойте, вождь, на кой черт мне ваше золото? Я охотник, и мне моего ружья и коня вполне достаточно. В то время, когда я бродил по прерии с Чистым Сердцем, нам часто попадались тяжелые золотые самородки, но мы всегда с презрением отбрасывали их.
— На что нам золото и что нам делать с ним? — согласился с другом дон Луи. — Забудем лучше про эти россыпи, как бы богаты они ни были. Лучше даже и говорить не будем про них никому. Разве недостаточно каждый день совершается из-за золота преступлений? Оставьте свое намерение, вождь. Благодарим за ваш щедрый дар, но мы не можем воспользоваться им.
— Хорошо сказано! — радостно проговорил Весельчак. — Прочь золото, не надо нам его, будем жить вольными лесными охотниками! Честное слово! Уверяю вас, вождь, что, если бы вы еще на асиенде де-ла-Нориа сказали мне, для чего хотите взять меня с собой, я бы не пришел сюда.
Орлиная Голова улыбнулся и сказал:
— Я ожидал такого ответа от братьев моих. Я рад, что не ошибся. Да, золото бесполезно братьям моим, они правы, но этого недостаточно, чтобы презирать его. Как и все вещи на земле, сотворенные Великим Духом, золото полезно. Пусть пойдут братья мои со мной к россыпям, но не для того, чтобы набрать самородков, а для того, чтобы знать, где находится золото и взять его в случае нужды. Горе приходит всегда неожиданно, ведь тот, кого сегодня любит и ласкает Великий Дух, завтра может быть сурово наказан им. И вот, если золото этих россыпей ничего не значит для счастья моих братьев, то, кто знает, придет день, и с его помощью они спасут друга от отчаяния.
— Это верно, — отвечал дон Луи, тронутый его словами. — Вы говорите, как мудрец, и это нельзя упускать из виду. Сами мы можем отвергать богатства, ненужные нам сейчас, но не должны делать этого за других. Мало ли кому эти богатства пойдут на пользу!
— Если это ваше мнение, то и я согласен с ним. Раз уж мы пошли по этой дороге, надо идти по ней до конца. Скажу только, что, если бы мне кто-либо сказал, что в один прекрасный день я буду гамбусино 35 , я бы не поверил ему. Ну, а пока что пойду поохочусь за ланью.
35
Гамбусино — золотоискатель.
С этими словами Весельчак поднялся, закинул за плечи ружье и отправился в прерию, насвистывая песенку.
Насмешник отсутствовал два дня. К полудню третьего он вернулся. Шесть лошадей, которых вели в поводу, были нагружены съестными припасами, шесть других везли меха с водой.
Орлиная Голова остался доволен тем, как вождь исполнил его поручение, но так как путь предстоял длинный — предстояло пересечь вдоль всю пустыню дель-Норте, — то приказал, чтобы каждый всадник привязал к седлу кроме альфорхи — глиняной бутыли с водой — еще по два небольших меха. Это было необходимо для лишней предосторожности.
Все было исполнено, лошадям и людям дан отдых, они приободрились, повеселели, и на другой день рано утром небольшой отряд тронулся в путь по направлению к пустыне.
Мы не будем описывать это путешествие, скажем только, что, благодаря опытности, осторожности и предусмотрительности сахема, оно совершилось вполне благополучно, даже несколько скучновато.
Команчи со своими друзьями прошли пустыню быстро, подобно буре, с выдержкой и умением, которые являются их секретом и которые делают их такими страшными, когда они нападают на мексиканцев.
Достигнув прерий Сьерра-де-лос-Команчес, Орлиная Голова приказал Насмешнику с воинами остановиться на опушке девственного леса, на огромной поляне, у самого берега безымянной речки, которая через какие-нибудь десять верст самого причудливого течения впадала в Рио-дель-Норте. Сам же он удалился со своими белыми друзьями.
Сахем предусмотрел все. Хотя он и питал полное доверие к Насмешнику, но из благоразумной предосторожности не хотел открывать ему местоположение россыпи. Позже ему не раз пришлось благодарить себя за это.
Охотники направились к горам, поднимавшимся перед ними непроходимой, отвесной гранитной стеной.
Чем ближе они подходили, тем более отлогими оказывались склоны. Скоро они вступили в тесное ущелье, при входе в которое вынуждены были оставить лошадей. Быть может, именно из-за этого-то обстоятельства россыпь и осталась до сих пор не открытой индейцами. Краснокожие никогда в пути не слезают с лошадей. О них, как о гаучо в пампасах восточной части Патагонии, можно сказать, что они живут на лошадях.
Однажды на охоте Орлиная Голова ранил лань, которая убежала сюда. Вождь, разгоряченный долгой охотой, длившейся уже несколько часов, желая захватить добычу, последовал за ней пешком. Пройдя все тесное ущелье, он достиг глубокой долины, так ревниво окруженной природой отвесными скалами, что не будь в ней узкого входа, через который он проник, до конца света ее не увидел бы глаз человеческий. Между тем в этой небольшой долине заключалось много интересного. Орлиная Голова нашел издыхавшую лань на песке, в котором было так много золота и крупных самородков, что они буквально горели и сверкали на солнце, как не потухшие еще уголья.