Флинкс на планете джунглей

Учитывая, что за мной гоняются все кому не лень, подумал Флинкс, мне следовало бы родиться с глазами на затылке.

В известном смысле так оно и было. Видеть то, что находится позади, он, конечно, не мог. По крайней мере, не мог видеть в общепринятом смысле этого слова. Однако он «чувствовал» кое-что из того, что происходило у него за спиной. Высокоорганизованные существа излучают своего рода эмоциональные волны, и вот их Флинксу порой удавалось улавливать и разгадывать. Он распознавал гнев, страх,

печаль, боль, счастье или удовлетворенность точно так же, как обычные люди различают теплое и холодное, вязкое и жидкое, мягкое и твердое.

В разных случаях его Дар вел себя по-разному. Иногда чужие эмоции действовали на сознание Флинкса подобно едва заметной щекотке, но гораздо чаще это напоминало ошеломительный удар — и не обращать внимания на такие удары он не мог даже при всем своем желании.

Многие годы Флинксу верилось, что развитие уникального таланта пойдет ему только на пользу. Однако со временем пришло разочарование. Чем чувствительнее становился Флинкс, тем больше чужих страданий обрушивалось на него. Они буквально захлестывали; они выбивали из колеи; они взбаламучивали душу; в общем, ничего хорошего. В периоды повышенной восприимчивости чужие эмоции настолько завладевали им, что для собственных чувств почти не оставалось места.

Люди вокруг ничего не замечали. За долгие годы он научился скрывать свои переживания, таить их в себе.

Хуже всего было то, что с годами сохранять хорошую мину при плохой игре отнюдь не становилось легче. Напротив, восприимчивость Флинкса обострилась настолько, что единственным местом, где он чувствовал себя хотя бы относительно спокойно, стал глубокий космос.

Ситуация, однако, не выглядела совсем уж безнадежной. По мере его взросления крепла и способность гасить эмоциональные излучения «низкого уровня». Молчаливое негодование раздосадованных супругов, вздорные обиды детей, глухая ненависть стариков — все это Флинкс научился переводить в своего рода «белый шум» и загонять его в глубину сознания. И все же он всегда предпочитал маленький город большому, деревню — даже крошечному городку, а деревне — дикую безлюдную глушь.

Однако по мере того, как этот пусть и ущербный контроль над необычным Даром улучшался, Флинксом овладевали новые страхи и сомнения.

Наблюдая, как Пип бесшумно скользит по гладкой поверхности стола, подбирая крупинки соли и сахара, Флинкс уже в который раз задался вопросом, как быть дальше. Чем старше он, тем острее его чувствительность. Может, в один прекрасный день он начнет воспринимать даже эмоции насекомых? В конце концов хватит пары взбесившихся бактерий, чтобы у него разболелась голова.

Впрочем, это ему не грозит. Не потому, что теоретически невозможно, — Флинкс представляет собой абсолютно непредсказуемую генетическую аномалию, — а по той простой причине, что задолго до достижения такого уровня восприимчивости он, без сомнения, сойдет с ума. Если не от головной боли, то от избытка информации.

Флинкс одиноко сидел в углу зала ресторана, хотя с тем же успехом мог бы занять место в самой гуще клиентов. Расстояние до них было слишком мало, чтобы ослабить поток изливающихся на него эмоций. В этот раз он уединился не в силу привычки; люди сами предпочитали держаться от него подальше.

И дело тут было отнюдь не в его внешности. Высокий, стройный, пропорционально сложенный, рыжеволосый и зеленоглазый, он был привлекательным молодым человеком.

Самым

логичным объяснением того, что остальные клиенты предпочитали тесниться на другом краю зала, было присутствие маленького пестрого летающего змея с кожистыми крыльями. Большинство посетителей не могло похвастаться выдающимися познаниями в области ксенологии. Однако некоторые смутно припоминали, что яркая окраска примитивных существ чаще всего указывает на их принадлежность к потенциальным хищникам. Не желая проверять на себе правильность этой теории, посетители предпочли обедать как можно дальше от опасного создания.

Шаря по столу раздвоенным языком, Пип нашла кристаллик сахара турбинадо, лениво изогнула верхнюю половину туловища и с удовольствием отправила лакомство в рот.

Когда Флинкс появился на пороге с летающим змеем, мирно свернувшимся кольцом у него на плече, старик окаменел от ужаса. Флинкс объяснил ему, что такой вот у него питомец, что Пип — существо абсолютно послушное и никакой угрозы ни для кого не представляет. Поверив своему гостю на слово, хозяин ресторана, тем не менее, усадил его за столик в самом дальнем углу.

Самстед был мирной планетой. Три его континента покрывала густая сеть рек, несущих свои воды в океаны. Климат почти везде был мягким, население — трудолюбивым и в большинстве своем довольным судьбой. Разумные обитатели планеты развивали легкую индустрию, вырубали густые леса, засевали тысячи полей и добывали из морей богатый урожай протеина, который высушивали, замораживали, упаковывали и отправляли на менее плодородные планеты.

По бескрайним просторам Самстеда рассыпалось множество деревень и городов; самые крупные выглядели довольно скромно, даже захолустно. Хотя воздушный транспорт был распространен достаточно широко, жители предпочитали путешествовать по воде, используя для этой цели реки и соединяющие их каналы. На протяжении долгих лет люди и транксы работали тут плечом к плечу и жили в ладу и согласии; каждая раса вкладывала в общее дело то, что принесла с родных миров, лежащих на окраинах Содружества. Они превратили Самстед в райский уголок, вполне достойный того, чтобы называть его своим домом.

Возможно, самой примечательной чертой Самстеда было то, что здесь не было ничего примечательного. Давненько уже Флинкс не забирался так далеко на задворки цивилизации. И вот что интересно: чем дольше он тут околачивается, тем чаще задумывается, не задержаться ли ему еще; а может — чем черт не шутит — и остаться насовсем.

Этот мир позволял новому колонисту раствориться в чувстве безмятежности. Даже Флинксу не требовалось все время держать открытыми свои «глаза на затылке». Паранойей он не страдал, но горький опыт научил его осторожности. Да и как иначе, ведь всю свою не такую уж долгую жизнь он был… ну, мягко говоря, не совсем обычным человеком.

Пока ему вполне хватало возможности путешествовать и наблюдать, проникаясь мягким, добродушным, провинциальным духом этого мира. Захочет — останется. Если нет — продолжит путь. Что-что, а это не проблема — среди нескольких сот снабженных КК-двигателями кораблей «Учитель», замечательное судно Флинкса, кружит на парковочной орбите над экватором Самстеда. Поскольку власти планеты требовали, чтобы любой корабль был приписан к какой-нибудь компании, частным владельцам взялась покровительствовать фиктивная фирма «Мотиан»; такова была обычная практика.