Флип
Шрифт:
— Но ведь тогда, — перебил ее Ланс, — старик без разговоров отправил бы меня на вершину. В эту пору уж не разыграешь заблудившегося рыболова.
— Ты же мог застрять в Броде из-за разлива, глупый, — сказала девушка. — Как она. — При всей туманности последней фразы Ланс догадался, что речь шла о почтовой карете.
— Да, но тогда меня смогли бы выследить. И вот что, Флип. — Он вдруг выпрямился и приподнял голову девушки так, что ее лицо было прямо перед его глазами. — Я больше не хочу, чтобы ты лгала из-за меня. Это нехорошо.
— Ну что ж. Не ходи к яме, и я к тебе не приду.
— Флип!
— А вот и отец вернулся. Ну, скорее!
Последнюю просьбу Ланс предпочел истолковать по-своему. Маленькая ручка девушки, уже не сопротивляясь, покорно лежала на его плече. Он приблизил к себе сияющее смуглое лицо Флип, ощутил ее душистое дыхание на своих губах, щеках, горячих веках и повлажневших глазах, поцеловал ее, торопливо набросил на себя парик и одеяло и быстро сел у очага, рассмеявшись звенящим смехом юности и первой, чистой страсти. Флип отошла к окну и глядела, как ветер раскачивает сосны.
— Что-то его не слышно, — с робким смешком заметил Ланс.
— Да, — смиренно подтвердила Флип, прижимаясь к влажному стеклу пылающей щекой. — Я, наверное, ошиблась. — Она глядела не на Ланса, а в другую сторону, но стоило ему пошевельнуться, как она вздрогнула и вся устремилась к нему, как игла компаса к северу. — А ты и в самом деле, — добавила она, — ты в самом деле хочешь, чтобы я к тебе пришла?
— В самом ли деле, Флип?
— Постой! — остановила его девушка, видя, что Ланс, не ограничиваясь этим укоризненным и изумленным восклицанием, уже готов для большей убедительности броситься к ней и снова заключить ее в объятия. — Постой! Сейчас он, кажется, и вправду идет.
И в самом деле в комнату ввалился Фэрли, на редкость мокрый, на редкость грязный, с на редкость чистым лицом и ругаясь, как никогда раньше. Оказалось, что дерево действительно свалилось поперек ручья, но вода не только не залила яму, а, наоборот, отхлынула прочь, так что возле алмазной ямы даже образовался новый сток. И это мог бы заметить любой человек, чей разум не помрачен перепиской с незнакомыми людьми и не ослаблен постоянно выказываемым пренебрежением к умственным способностям собственного родителя. И, разумеется, подобный безрассудный эгоизм мог привести только к тому, что родителю «вступило в руки и в ноги», средствами от какового недуга являются оподельдок для наружного употребления и виски для внутреннего. Закончив эту речь, мистер Фэрли с детским простодушием и редкостным проворством тут же оголил обе свои ноги, которые оказались совершенно различного цвета, и стал безмолвно ждать, чтобы дочь их растерла. Флип машинально принялась за дело, и ее руки сами собой выполняли знакомую работу. Свирепых взглядов и яростной жестикуляции закутанного в одеяло Ланса Флип попросту не поняла, к тому же теперь ей проще было сказать отцу то, что она собиралась.
— Сегодня ночью ты ни за что не сможешь караулить возле алмазной ямы, папаша, — заметила она. — Пошли-ка туда лучше скво. А я покажу ей, что надо делать.
Но, к огорчению Флип, ее отец вдруг воспротивился.
— А если у меня есть для нее другое дело? — возразил он. — А если и у меня завелись секреты... э? — многозначительно добавил он и с видом заговорщика подтолкнул Ланса локтем, что отнюдь не уменьшило злости молодого человека. — Нет уж, пусть она покамест отдохнет. А придет время, ей найдется, что караулить.
Флип промолчала. Ланс, усмиренный одним-единственным взглядом, который украдкой бросила на него девушка, не сводил с нее восхищенных глаз. По окнам барабанил дождь, его брызги время от времени с шипением падали в огонь сквозь широкую трубу очага; и мистер Дэвид Фэрли, несколько успокоенный принятым вовнутрь виски, почувствовал новый прилив красноречия. Под ласковым воздействием спиртного дух непоследовательности и сумасбродства, обычно руководивший всеми поступками старика, взыграл в нем с новой силой.
— В такой вечер, как нынче, — заговорил он, устраиваясь поуютней на полу у очага, — ты бы могла нацепить те новые тряпки и побрякушки, что присылает тебе этот сморчок из Сакраменто, и показаться старику отцу. А если ты считаешь, что твоя собственная плот» и кровь не заслужила такого внимания, так поступи по-христиански и сделай это для бедной скво.
Быть может, в тайниках его души шевельнулось тщеславное отцовское желание показать жалкой аборигенке, сколь драгоценное сокровище ей предстоит охранять. Флип бросила вопросительный взгляд на Ланса, тот незаметно кивнул, и она тут же выскользнула из комнаты. Девушка не стала уделять внимание всяким мелочам туалета, и не прошло и минуты, как она появилась на пороге уже переодетая; входя в комнату, она застегивала пуговки у ворота, потом остановилась у окна и с целомудренной простотой подтянула чулок. Необычность ситуации усилила ее всегдашнюю застенчивость — девушка играла черными и золотыми бусинками красивого ожерелья, недавно присланного Лансом, как самый настоящий ребенок. Заметив, что на одной из туфелек расстегнута пряжка, скво воспользовалась случаем, чтобы выразить свою преданность и восторг, и бросилась ее застегивать, а Ланс воспользовался тем же случаем, чтобы в тени очага поцеловать украдкой маленькую ножку. После чего Флип не то всхлипнула, не то засмеялась и тут же села, невзирая на родительские увещевания.
— Если ты не перестанешь хихикать и вертеться, словно ты индейский младенец, так лучше уж скинь эти тряпки, — брюзгливо распорядился отец.
Однако напускная суровость не могла скрыть его тщеславного удовольствия, а искреннее восхищение индианки было ему тем приятнее, что к этому жалкому, по его мнению, и слабоумному существу он не испытывал ни малейшей ревности. Уж она-то не могла отнять у него Флип! Разболтавшись под влиянием винных паров, он высказал свое глубокое презрение к тем, кому вздумалось бы затеять нечто подобное. Как только дочка вышла, чтобы переодеться в домашнее платье, он доверительно зашептал Лансу:
— Ты, небось, думаешь, что ей все это подарили? Флип ничего такого не болтала? Чего доброго, и сама так думает. Как бы не так! Это все образцы от разных портных и ювелиров, а присылает их один хвастун из Сакраменто, чтобы завербовать в наших краях покупателей. Само собой, мне придется за них заплатить. И тот хвастун, конечно, на это и рассчитывает. А я, само собой, не откажусь. Так нечего делать вид, что он их дарит. Теперь еще и сам сюда собрался, чтобы совсем вскружить голову девочке! Но уж старик такого не допустит.
Поглощенный вымышленными обидами, старый Фэрли, к счастью, не замечал, как сверкают под тусклыми прядями волос глаза Ланса. Но старик видел перед собой только созданный его воображением образ и продолжал свое:
— Вот потому я и хочу, чтоб ты ее покараулила. Не спускай с нее глаз, покуда мой сынок — он собирается к нам в гости — не приедет сюда, а уж он-то отвадит этого галантерейщика из Сакраменто. Мне бы только перехватить его, пока Флип с ним не увиделась. Ты чего это? Ну и ну! Лопни мои глаза, если индейская карга не наклюкалась.