Флот вторжения
Шрифт:
От этого короткого яркого воспоминания монотонная госпитальная жизнь показалась еще противнее. День еле тянулся. Даже часы приема пищи, занимавшие вплоть до сегодняшнего утра особое место в распорядке Уссмака. показались едва достойными внимания. Санитар, убирающий его поднос (это был другой самец, а не тот, кто подарил ему моменты наслаждения), неодобрительно зашипел, когда обнаружил половину еды нетронутой.
В ту ночь Уссмак плохо спал. Он проснулся еще до того. как на потолке зажглись яркие дневные лампы. Он ворочался, лежа в темноте и воображая, как время
Но когда этот момент наступил, Уссмака в палате не было. Врачи повезли его в лабораторию для новой серии анализов по обмену веществ и кровообращению. Пока Уссмак не попробовал тосевитской травы, он не возражал, что в него засовывают медицинские зонды, колют, обследуют с помощью ультразвука и рентгена. Ни одна из процедур не причиняла особой боли, и сдавать анализы было все интереснее, чем весь день валяться, словно давным-давно забытый документ в компьютерной памяти.
Однако сегодня Уссмак яростно ненавидел эти процедуры. Он пытался подгонять операторов, огрызался и в конце концов добился их ответного раздражения.
— Простите, водитель танка Уссмак, — сказал один из них. — Я просто не понял, что у вас сегодня днем назначена встреча с главнокомандующим.
— Нет, скорее, аудиенция у Императора, — добавил в том же духе второй.
Пыхтя от злости, Уссмак наконец покорился. Он был настолько расстроен, что забыл при упоминании повелителя опустить глаза вниз. Словно желая наказать его, самцы из лаборатории специально работали не быстрее, а медленнее. К тому времени, когда Уссмаку позволили вернуться в палату, санитар с зелеными кольцами на руках уже ушел.
Миновал еще один бессмысленный день. Уссмак без конца пытался вызвать в памяти ощущения, которые подарил ему порошок. Он помнил их, и довольно ясно, но по силе и живости воспоминания сильно уступали ощущениям, вызванным самим порошком.
Когда санитар наконец появился, Уссмак буквально вцепился в него.
— Дай мне еще того удивительного зелья, которое давал тогда! — закричал он.
Санитар поднял вверх обе руки, сделав недвусмысленный жест, означающий у Расы отказ:
— Не могу.
Голос его звучал сочувственно и в то же время хитро. Подобное сочетание должно было бы предостеречь Уссмака. Но нет, сейчас Уссмаку было не до тайных сигналов.
— Как это не можешь? — Он с явным недовольством смотрел на санитара. — Ты что, весь его израсходовал? Только не говори мне, что у тебя больше нет!
— Скажем, немного есть. — Санитар нервозно завертел глазами по сторонам. — Для начала, приятель, успокойся, слышишь? А теперь я расскажу тебе об этом порошке кое-что, чего не сказал тогда. Но знать об этом не помешает.
— Что именно?
Уссмаку хотелось схватить этого ворюгу, притворщика или как его там и вытрясти из него правду… или хотя бы еще немного порошка.
— Давай-ка полегче, поостынь, приятель. — Санитар видел возбуждение Уссмака, тут разве что слепой не увидел бы. — А знать тебе нужно вот что. Это зелье Большие Уроды называют имбирь. Теперь ты хотя бы знаешь его название… Так вот, приказом главнокомандующего употребление его категорически запрещено.
— Что? — с удивлением поглядел на санитара Уссмак. — Почему?
Санитар развел когтистыми руками:
— Я что, главнокомандующий?
— Но ведь ты-то сам уже принимал этот… имбирь, говоришь? Неожиданно нарушение правил показалось Уссмаку менее чудовищным, чем прежде.
— Запрет и тогда был в силе.
Голос санитара звучал дерзко. Разумеется, зеленые кольца на его руках недвусмысленно показывают, какого он мнения о правилах.
Пока язык Уссмака не коснулся имбиря, он, как и большинство самцов Расы, был законопослушным. Оглядываясь назад, он недоумевал: почему? Что принесло ему соблюдение законов и выполнение приказов? Только дозу радиоактивного облучения и зрелище того, как вокруг гибнут друзья. Но ломка жизненного порядка, укоренившегося глубоко внутри, давалась нелегко. По-прежнему испытывая некоторые колебания, Уссмак спросил:
— Ты мог бы достать мне еще имбиря, даже если… даже если он и запрещен?
Санитар внимательно поглядел на него:
— Я мог бы… пойми меня правильно, мог бы… попытаться это сделать, приятель.
— Надеюсь, ты его достанешь, — перебил его Уссмак.
— …Однако это будет тебе дорого стоить, — закончил санитар.
Уссмак был ошеломлен:
— Что значит… будет мне дорого стоить?
— То, что слышал. — Санитар говорил так, словно перед ним детеныш, все еще мокрый после выхода из яйца. — Ты хочешь еще имбиря, приятель. Значит, тебе придется за это платить. Я принимаю интендантские квитанции, добровольный электронный перевод денег с твоего счета на тот, который укажу. Пойдут и сувениры Больших Уродов, которые я смогу перепродать, да и вообще все что угодно. Я — гибкий самец, ты в этом убедишься.
— Но ты же дал мне первую порцию бесплатно, — сказал Уссмак. Сейчас он был еще более ошеломлен и вдобавок обижен. — Я-то думал, ты делаешь это по доброте, помогая мне скрасить один из нескончаемых дней.
Рот санитара широко раскрылся:
— А почему бы и не дать первый раз попробовать задаром? Показать, что у меня есть? Тебе ведь хочется того, что у меня есть, правда, приятель?
Уссмак ненавидел, когда над ним смеялись. К тому же его разозлило чувство надменного превосходства, которое распирало этого санитара.
— А что, если я сообщу о тебе дисциплинарному командованию? Клянусь Императором, вот тогда посмотрим, как ты будешь смеяться.
— Допустим, сообщишь, — невозмутимо ответил санитар. — Что ж, я заработаю дополнительное наказание и, наверное, посуровее этого. Но ты, приятель, ты больше никогда не попробуешь имбиря. Не получишь его ни от меня, ни от кого-либо еще. Если ты именно этого хочешь, давай действуй, строчи рапорт.
Никогда больше не попробовать имбиря? Эта мысль настолько испугала Уссмака, что он даже не задумался, правду говорит санитар или нет. Что он знает об этике или о ее отсутствии среди торговцев имбирем? Уссмак поспешно спросил: