Флотские будни
Шрифт:
Захандрил Журавлев. С последней оказией, месяца два тому назад, получил парень письмо неладное. «Зина и здороваться скоро перестанет», — писала мать. Почему изменилась Зина, в письме не говорилось, но парень затосковал.
— Сидим здесь, словно отшельники, —начал вор-чать Виталий. — И никому нет до нас дела.
— Ну, это ты зря,.— Гордиенко пытался говорить как можно проще, доходчивее. — Мы' с тобой, друг, несем вахту на самом краю Родины. А это большая честь. Ведь впереди у нас нет даже пограничных застав. Мы, океан и — чужая сторона. О нас не только наше начальство,
Как-то Журавлев подсел к Гордиенко, взял наушники.
— Трудно научиться? — спросил он.—Я морзянку немного знаю, световые сигналы принимаю.
— В таком случае совсем просто.
А вечером коммунист Голиков открыл собрание личного состава. Обсуждали предложения Гордиенко и Журавлева: «Добиться, чтобы весь личный состав поста подготовился к получению высокой классности по двум специальностям — основной и смежной». Поговорили, поспорили и решили дружно браться за дело...
Третьи сутки бушевала метель. Стонал и гудел в дикой злобе океан, разбиваясь белоснежной грудью о Гранитный Утес. Пост жил тревожной, напряженной жизнью. Заболел сигнальщик Красников — температура поднялась высокая. Парень не жаловался никому, но мичман, заметив лихорадочный блеск в глазах, взял руку сигнальщика, нащупал пульс и коротко, тоном, не терпящим возражений, определил:
— В постель!
Тогда с койки поднялся Гордиенко. Достал сапоги, полушубок.
— Ты куда?
— На сигнальную вахту. Зачет сдал...
— Верно, — обрадовался Голиков. — Иди, тренируйся. Сигнальщику нужна проверка в деле.
Вахта Гордиенко прошла благополучно. Тревогу объявил Журавлев па рассвете. «Какое-то крохотное суденышко, видимо, терпит бедствие, — докладывал он. — Находится в опасной зоне. Начнется отлив — в щепки разлетится на камнях».
Когда улучшилась видимость, рассмотрели огни: «Судно не управляемо».,
— Да это же наш «Сто первый»! — крикнул кто-то.
Связались с буксиром. Он уже прочно засел между камнями. Вода быстро убывала, и теперь «Сто первый», выброшенный штормовым океаном на скалы, отделяла от суши полоса воды шириной метров в двести— триста. Буксир накренился, волны продолжали бить его бортом о камни.
«На борту больная женщина», — сообщил капитан буксира.
— Да, на шлюпке здесь не добраться,—определил мичман, о чем-то думая.
Константин Гордиенко поправил шапку, подтянул ремень, затем сунул руку под капковый бушлат.
— Товарищ мичман, вот моя кандидатская карточка. Разрешите идти? — спокойно спросил он.
Виталий Журавлев протянул свой комсомольский билет.
— Да, да, торопитесь, ребята, — мичман бережно спрятал документы. — Не забывайте страховать друг друга! — крикнул он вдогонку.
Двести—двести пятьдесят метров. Воды по ко лено. Казалось бы, немного нужно времени, чтобы.
пройти такое расстояние. Но сейчас, когда ледяная вода обжигает ноги, каждая секунда кажется вечностью. Спотыкаясь о скользкие камни, матросы пробираются к буксиру. Дальше — глубже. Ледяные струйки, забираясь под бушлат, змеями ползут по груди, подбираются к горлу, останавливают дыхание.
Затем обратный путь. Костя тащит на спине больную женщину. Журавлеву легче — у него на плечах шестилетний крепыш. За матросами шаг в шаг следует команда буксира. Здесь надо быть хорошим проводником: отступишь и сразу же рядом с каменной грядой — пропасть. Моряки, с поста идут уверенно — промерили в свободное время каждый метр, ведущий к Утесу.
Купание в океане для крепких, закаленных ребят обошлось благополучно. Вертолет, прилетевший с Большой земли, увез лишь случайных посетителей Утеса. И снова на крыльях ветров и метелей понеслись обычные дни, (наполненные вахтой, учебой, чтением старых, многомесячной давности,. писем.
Все ждут весны. Костя думает о том, как распустит свои нежные веточки одинокая, хрупкая березка — она пересажена этой осенью к домику на скале. И еще он ждет отпуска на Большую землю. Хочется съездить в Целинный край.
И вот яркое солнце заливает своими лучами видавший виды Утес. Все высыпали на скалы. Костя стоит у налитой соком березки, рядом чемодан. Отпускник Гордиенко волнуется, кажется, больше всех. Воскресший «Сто первый» делает сегодня свой первый рейс.
Погода словно по заказу. Море не шелохнется. Пора бы и прощаться счастливчику-отпускнику. Но
3 Зак, 59
17
он почему-то не спешит. Подходит вдруг к Голикову:
— Пусть едет в отпуск Журавлев, ему нужнее.
Иван Тарасович смотрит на матроса добрыми, полными удивления глазами. Да, Журавлеву нужнее: у Виталия нашелся брат, пропавший в начале войны. Но ведь с отпуском Гордиенко все решено, дана заявка в штаб, наверное, и проездные документы готовы.
Костя улыбается. В ответ на доводы начальника убежденно произносит:
— Документы готовят люди, товарищ мичман. Наши хорошие советские люди — товарищи, друзья, братья.
Шлюпка, прыгая по волнам, идет к буксиру. Гребет мичман. Рядом Журавлев. Он кричит что-то, сложив руки рупором:
— Костя-я! Ты... а... о... я!
Слов не разобрать. Легкий весенний ветерок, поиграв веточками одинокой березки, скользнув по глыбе гранита, унес слова матроса далеко в океан.
У Кости легко на сердце. Хорошо жить для людей, для Родины.
1
РАЗВЕДЧИК МОРСКИХ ГЛУБИН
По влажным от дождя деревянным мосткам пробежал матрос с красной повязкой на рукаве бушлата.
— Смотрите, за Тумановым рассыльного послали! — закричали ребятишки, гонявшие у склона горы мяч. — Видно, что-то в порту случилось...
«Футболисты» притихли, глядя на раскинувшуюся внизу огромную бухту. Привыкли уже ребята к тому, что лучшего водолаза флота мичмана Туманова
срочно вызывают на катер лишь в тех случаях, когда где-либо «а море случается беда. .
Минут через десять на. крыльце невысокого домика показался Анатолий Иванович Туманов. На ходу застегивая шинель, приблизился он к гурьбе любопытных малышей, отыскал среди них своего трехлетнего Вовку, потрепал по раскрасневшимся щекам: