Фомич - Ночной Воин
Шрифт:
– Нет!
– заорал Кондрат.
– Нам, Домовым, никак нельзя возраст вслух заявлять - беда будет!
– Да что ты?
– притворно ужаснулась Ведунья.
– А если я попробую?
– Да ты что?!
– кричал Домовой.
– Беда будет! Ууууу!
– Ну так что ж!
– притворно вздохнула Ведунья.
– Будет, так будет. Чему быть, того не миновать...
– Бабка! Не вздумай!
– завопил Кондрат.
Но было уже поздно. Она сказала:
– Двести тридцать четыре годочка тебе, два месяца, три недели с одним
– Ну что ты наделала?!
– заорал Домовой.
– А что? Кому-то плохо?
– Всем плохо!
– кричал в голос Кондрат.
– Всем! Все думали, что я молодой и красивый, а теперь будут думать, что я - красивый и старый! Всем будет очень грустно! Дурацкие у тебя шутки, бабка...
– Смотри, Кондрат, если будешь грубить, я ещё чего про тебя вспомню, - пригрозила Ведунья.
– Что ты, что ты, бабулечка-душечка, - испугался Домовой.
– Смотри, да помни. Спите, а я пошла за Лешим и Кикиморой...
Мы с удовольствием улеглись. Проснулся я от жуткого крика.
Глава двадцать третья
Неукротимая Кикимора. Тени
Как оказалось, кричал я сам.
И как было не закричать, когда открываешь спросонья глаза, и прямо над собой видишь морду. Рогатую, всю в шерсти, в клочьях мха, и с улыбкой от уха до уха, от которой становится совсем жутко, поскольку на всю эту широкоэкранную улыбку приходится всего два зуба, при этом оба черные и кривые, да ещё и растут в разных концах этой пасти. Вот когда я понял, откуда пошла присказка про то, что зуб на зуб не попадает!
В дополнение ко всем этим прелестям, по плечам свисали два уха, опускаясь до локтей. Вместо носа эту образину украшал сопливый кабаний пятак.
Чудовище поспешно и ласково прикрыло мне рот ладошкой, не очень чистой и почему-то покрытой шерстью, словно в варежке. При этом существо закрыло мне нос, совершенно не заметив этого.
– Тише леший...
– сказало оно мне.
– Фам фы фефый...
– профыркал я в ладошку и стал задыхаться.
– Что, что?
– переспросило чудище, убирая лапу.
– Сам ты - леший!
– рявкнул я, выплевывая клочья шерсти.
– А я и говорю: "Тише. Я - Леший". А что?
– А ничего, - сердито ответил я, сообразив, что это и есть тот самый Леший, которого обещала привести Ведунья.
– Ты поосторожней не мог разбудить?
– Я и так осторожно будил, - обиделся Леший.
Я вспомнил его улыбку и своё пробуждение, и вяло согласился:
– Ну да, конечно. Это просто мне что-то нехорошее приснилось.
Я сел и огляделся.
Насколько я мог видеть подслеповатым взглядом, вокруг валялись вещи. Собираясь в переход, выбросили всё лишнее, даже котелок не оставили. С собой взяли только консервы, бинты и оружие.
Фомич и Оглобля беседовали о чём-то со старым Лешим, совсем шерстяным, с белой, как у козла, бородой. И совсем даже не похожим на Дядюшку Лешего, которого я встретил в прошлом году на болоте.
А около меня остановилось существо, которое по некоторым, очень слабо выраженным признакам, скорее даже, намёкам, можно было принять за особу женского рода.
Существо это стояло, засунув палец в длинный и узкий нос, хотя казалось, что в этот нос даже нитку не вставить. Смотрела эта особа, не отрывая глаз, на Балагулу, при этом гудела густым, как деревенская сметана, басом.
Голова у неё была длинная, как парниковый огурец, или как жизнь на Кавказе, и голая, как кавказские вершины.
Одета она была в длинное платье из крапивы. Из-под этого платья свешивались две ножки. Именно свешивались. Сказать, что она на них стояла, было бы сильным преувеличением, поскольку при малейшем движении воздуха ножки эти приходили в дрожание и вибрацию, отчего вся она начинала колыхаться волнообразно.
Заметив мой взгляд, она резко повернулась и оживлённо запищала, что было удивительно, учитывая то, как она только что сопела.
– Здравствуйте! Я - Кикимора, - пищала она так, что у меня в ушах звенело.
– Ах, как тут одиноко! Скажите, вам не бывает одиноко, когда вам одиноко? Вам никогда не хочется снять с себя последнюю рубашку и одеть первую? Вам никогда не хотелось плюнуть в колодец, чтобы увидеть, как ЭТО вылетает оттуда? А вам не хотелось плевать в высокий потолок, лёжа на спине? Ах, скажите, скажите! А кто это там такой, с такой прекрасной выдающейся челюстью? Вы меня познакомите? А он любит Кикимор? Ах...
Я сморщился, потёр уши, поспешно схватил Кикимору за руку и быстро, так что ноги её чуть не остались там, где она только что стояла, потащил к Балагуле, которому и пихнул прямо в руки.
Отбегая от них, прежде чем я успел зажать уши, я ещё услышал:
– А вы любите ждать любимую, когда идёт дождь, чтобы предложить ей, насквозь промокшей, свою тёплую и сухую кожу? А вы...
И тут на нас упала ТЬМА. Не мгла, не туман, которые наступили для нас после злой выходки Куриной Немочи, не вечерние сумерки. Именно ТЬМА абсолютная и непроницаемая, когда не видно кончик собственного носа. И сразу же стало невыносимо холодно, словно меня поместили прямо в лёд.
– Стойте на месте! Возьмитесь за руки! Это плащ Чёрного Колдуна! Возьмитесь быстро все за руки, иначе он кого-нибудь заберёт!
– закричала твёрдым голосом Ведунья.
Я пошарил в темноте и взял кого-то за руку. Ладонь была крохотной и влажной. А над ухом я услышал писклявый голосок:
– Ах, как это романтично! Вы взяли меня за руку! Не хотите ли взять и моё сердце вместе с рукой? А вы любите в жару кушать тёплое топлёное сало? А как вы относитесь к лесным меньшинствам?
Я уже твердо решил отпустить эту руку и сдаться Чёрному Колдуну, надеясь, что это будет менее мучительно. Но на моё счастье она переключила своё внимание на того, кто держал её руку с другой стороны.