Фонтаны на горизонте
Шрифт:
Чем могу-с служить?
Северов назвал себя и спросил о Журбе. Врач поправил пенсне и, смотря сверху на капитана, сказал:
— Операция прошла удачно-с. Ваш матрос будет жить, но поваляться в постели ему доведется долгонько. Так вот-с.
Иван Алексеевич сердечно поблагодарил врача. Тот сбросил пенсне, которое упало на грудь, и уже менее официально спросил, щуря близорукие глаза:
— Как себя чувствует Елена Васильевна? Северов ответил.
Передайте от коллег-с наше глубочайшее ей почтение. Мы ждем и скучаем, — врач вновь нашарил пенсне, водрузил его на нос и
Пожалуй, это невозможно. — Северов старался говорить так, чтобы отказ не обидел врача. — Ли Ти-сян большой друг Журбы.
Простите, кого? — спросил врач.
Матроса, которого вы оперировали, — пояснил Северов.
– Ах ;простите, — врач прижал к груди руку. —
Простите, но у уважаемого Ли... Ли...
Ли Ти-сяна, — подсказал Северов.
Да-да, Ли Ти-сяна нет медицинского образования. Так сказать...
Но он прекрасный повар, — пошел на выручку Ли Ти-сяну капитан. — Я его знаю много лет и должен сказать, что готовит он великолепно.
Повар, и хороший? Ваша рекомендация для нас полная гарантия. Нам повар очень нужен.
Так была решена судьба Ли Ти-сяна. Счастливый, что остается с Журбой, да еще может для него готовить особые блюда, Ли Ти-сян долго и горячо благодарил Северова:
— Моя твоя шибко-шибко говори сыпасиба, — Ли Ти-сян, сложив руки на животе, кланялся. Лицо его лоснилось от удовольствия. — Моя чифан буду делай Жулба. Его скоро-скоро опять ходи море...
Китаец проводил капитана до ворот больницы.
До свидания, капитана... Моя дальше ходи нельзя, Жулба одного оставляй нельзя...
Хороший ты человек, Ли Ти-сян. — Северов с чувством пожал маленькую руку китайца. — Поправится Журба — снова приходите ко мне.
Сыпасиба, капитана. Наша ходи, — закивал Ли Ти-сян и попросил: — Твоя говори мадама Ли Ти-сяна его привета давай.
Передам, передам. — Северов зашагал в центр города, на почту, чтобы отправить письма жене и брату.
Петропавловск как будто ни в чем не изменился. Так же на улицах бродило много иностранных моряков, так же грязна была главная улица. Но новая жизнь проступала во многих чертах.
Мимо Северова прошел отряд юношей и девушек, одетых в гимнастерки защитного цвета, с портупеями через плечо. Комсомольцы пели:
Наш паровоз летит вперед,
В коммуне остановка...
На стене пакгауза из гофрированного железа было написано: «Лозунг В. И. Ленина - «Ликвидировать неграмотность к 1927 году, то есть к 10-летнеи годовщине— должен быть осуществлен! Вперед же к знанию, отсталых быть не должно!»
У почты висело большое объявление, написанное от руки- «Неутомимый путешественник-этнограф В. К. Арсеньев сделает доклад о своих путешествиях по северу Приморской области и нашему Камчатскому полуострову в здании Петропавловской школы II ступени».
«Обязательно пойду, — решил Северов, вспомнив, как ему всегда нравились статьи и очерки Арсеньева, которого он, к сожалению, ни разу не видел. У Ивана Алексеевича была мысль познакомить Арсеньева с записками и документами своего отца и Лигова. — Возможно, они заслуживают того, чтобы их опубликовать».
Но Ивану Алексеевичу не суждено было встретиться с Арсеньевым. Когда он вечером в каюте на «Веге-4» собирался на лекцию и по привычке второй раз за день брился, из губкома партии пришел посыльный. Северова просили прийти.
Иван Алексеевич, забыв о лекции, шагал в гору к зданию губкома и старался догадаться, зачем он потребовался. Рассыльный, молодой парень, на его вопрос только пожал плечами:
— Не знаю!
Секретарь встретил Северова в кабинете, стоя у стола. Выглядел он усталым. «Как будто даже постарел за эти немногие часы, — подумал Иван Алексеевич. — Работает много. Да и забот сколько! Лицо серое, под глазами синева, мешки. Курит много. Вон окурки какой горой высятся. Даже в пепельнице не помещаются».
Северов не успел сказать «добрый вечер», как секретарь заговорил:
Иван Алексеевич, вам в жизни со многими трудностями приходилось встречаться. Я уверен, что и новые вы так же мужественно встретите...
Что-нибудь случилось? — Северов одновременно подумал о жене, брате, Журбе, о флотилии. — Говорите
– Ваш друг, Джо Мэйл...
– секретарь помедлил и протянул капитану листок радиограммы. — Читайте радиограмму Шахматовой.
— Что с Джо? — почти крикнул Северов, чувствуя, как у него холодеет в груди. — Что с Джо?
Он схватил листок бумаги, и у него перед глазами запрыгали буквы, слова. Иван Алексеевич читал: «Вега-первая» вернулась с трупом матроса Скрупа Капитан Ханнаен и гарпунер Бромсет утверждают что его убил механик Джо Мэйл и бежал с судна на берег во время стоянки Свидетелей нет».
Северов пошатнулся, как от удара: «Джо убил Скрупа? Нет, этого не может быть. Это клевета. Я хорошо знаю Джо».
Секретарь губкома выслушал Северова, который с трудом сдерживал себя.
— Я понимаю ваше состояние, ваши чувства. Прошу немедленно идти на флотилию и все спокойно и точно выяснить. На флотилии, действительно, творятся удивительные дела. Сумасшедший Скруп ранит нашего матроса, а наш матрос якобы убивает Скрупа. Значит, теперь мы не можем Скрупа привлечь к ответственности и проверить, действительно ли он был сумасшедший? Странно, очень странно. С базы, Иван Алексеевич, радируйте мне следующим образом...
3
— Пожалуй, шторм будет, как думаете, Ханнаен? — говорил Бромсет, оглядывая потемневший океан. Гарпунер поднял лицо к небу. — А облака-то тоже штормовые, рваные.
Облака, клубясь, быстро неслись к обрывистому берегу с высокими конусами сопок. В ослепительно белые просветы лился желтый свет солнца.
— Шторм начался, но малый, — спокойно ответил Ханнаен. Он часто отбрасывал с лица длинные волосы, которые разметывал посвежевший ветер. Ветер теребил и бороду Бромсета, рвал гребни длинных волн и нес над океаном водяную пыль, обдавая ею мостик, моряков.