Фонтаны на горизонте
Шрифт:
«Приморье» опоясалось двойным рядом иллюминаторов. Серебристо-голубоватые потоки света хлынули из прожекторов на верхнюю палубу. На ней было оживленно.
Северов отдавал команды. Гремела в шлюзах цепь, выбирались якоря. «Приморье» готовилось войти в Кильский канал.
Степанов тихо, чтобы не разобрал лоцман-немец, стоявший недалеко от них, сказал Северову:
Может, было бы лучше дождаться утра? В темноте все может случиться!
Будем внимательны, — ответил капитан-директор. — Если откажемся идти сейчас, могут еще неделю
Якоря были подняты. «Приморье» двинулось к входу в узкий канал, зеленые берега которого скрывались в темноте. Северов передал управление судном немецкому лоцману. За штурвалом стоял немецкий рулевой.
Лоцман, высокий, со спокойным бесстрастным лицом, словно не замечал присутствия Северова и Степанова. Он бросал рулевому короткие команды.
«Распоряжения правильные, но слишком часто их меняет, — отметил про себя Северов. — Рулевой непрерывно крутит штурвал. Так и в берег врезаться немудрено!».
Впереди «Приморья» шли два китобойца: «Труд» и «Фронт», а за кормой — «Шторм». Не случайно так расставил суда Геннадий Алексеевич. Сердце моряка словно чувствовало опасность.
Китобойные суда вели тоже немецкие лоцманы и рулевые. Лоцман на базе продолжал бросать команду за командой. «Приморье» шло в густой темноте, где-то за его бортом совсем близко лежали низкие берега канала. Можура с мостика «Шторма» следил за базой. Он был настороже. Слива со своей командой находился на баке. Все молчали. Было слышно лишь, как вода плещется у бортов под равномерный гул машин, да одиноко, точно крик ночной птицы, раздавалась команда лоцмана. И хотя все пока шло хорошо и спокойно, но на судах росло напряжение. Оно все больше охватывало моряков. Люди чего-то ждали. Напряжение породило тревогу.
...Пушечный выстрел у самого уха показался бы морякам тише, чем этот глухой удар и скрежет. «Приморье» ткнулось носом в берег. Кое-кто не удержался на ногах. Лоцман забегал по мостику, что-то слишком громко крича на рулевого.
«Похоже на инсценировку возмущения и негодования», — мелькнуло в голове Степанова.
«Приморье» стало поперек канала. Никто не видел, как лоцман в темноте сжал кулаки и яростно кусал губы...
Северов быстро отдавал одну команду за другой своему рулевому, заменившему по его приказу у штурвала немца. Лоцман попытался снова взять на себя управление судном, но капитан-директор бросил ему только одно - Отойдите!
В голосе Северова прозвучали такие нотки, что лоцман благоразумно отступил. То же самое произошло и на «Шторме». Можура просто плечом, без единого слова, оттеснил лоцмана и подвел судно к корме базы. По команде капитана Слива подал на «Приморье» трос, и «Шторм», используя всю силу своей машины, стал оттаскивать базу, которая тоже давала обратный ход.
Второй помощник Северова, проверив состояние носовых отсеков, вернулся с успокаивающим сообщением: кроме небольшой вмятины возле форштевня, других повреждений нет.
«Приморье» стало вдоль канала. Лоцман вновь, попытался взять на себя команду, но Степанов предусмотрительно посоветовал Северову:
— Веди судно сам, Геннадий Алексеевич. А ему прикажи покинуть мостик. Без него обойдемся.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Капитан китобойного судна «Труд» Владимир Федорович Орлов вышел на мостик и невольно зажмурился от ослепительного тропического солнца, висевшего над головой. Сквозь веревочную подошву мягких туфель чувствовалось, как накалена палуба.
Худощавое молодое лицо капитана было сумрачным. пег, не таким он представлял себе буду шее, когда ему вручали диплом капитана дальнего плавания. Светлые глаза Орлова тоскливо смотрели на спокойные воды Тихого океана. Океан едва слышно дышал, да негромко журчала, шелестела, изредка всхлипывая, вода у низких бортов. В этих звуках молодому капитану слышалась насмешка.
«Осел, какой осел! И зачем согласился идти на китобойное судно? Точно мальчишка, дал себя уговорить. Вот теперь всю жизнь и придется, как мяснику, возиться с китовыми тушами. С китобойного судна никогда не переведут на океанский пароход. Эх!..»
Владимир Федорович опустил руки на поручни мостика и тут же отдернул их, прикусив губу. Накаленный металл обжег ладони.
— Товарищ капитан! — окликнул его кто-то. — Владимир Федорович!
Орлов обернулся. Перед ним на ступеньках трапа стоял в легкой сетчатой безрукавке Журба. Смуглый по природе, он под лучами тропического солнца превратился в «негроиндейца», как шутя называли его матросы.
— Наш гарпунер что-то лопочет, может, ему с белой горячки мерещится, все в море пальцем показывает.
Андерсен стоял у фальшборта, защищая ладонью глаза от солнца. Он что-то рассматривал вдали.
— В чем дело, господин Андерсен? — спросил его по- английски Орлов.
Гарпунер подошел к мостику и прохрипел приветствие. Вид у него был отвратительный. Давно не бритые щеки и подбородок поросли грязновато-серой щетиной, опухшее багровое лицо с побелевшими губами казалось больным, маленькие глаза заплыли.
— По левому борту киты, господин капитан. Испробуем пушку, — вяло, словно думая о чем-то другом, произнес Андерсен.
Орлов скользнул взглядом по воде, но ничего, кроме бурунов в миле от судна, не заметил. Он почувствовал большую неприязнь к Андерсену. Ему захотелось чем-то унизить этого горького пьяницу, выставить его на потеху всей команды. «Где же он видел китов и как он будет охотиться?» — продолжая всматриваться в океан, размышлял Орлов. Андерсен выказывал нетерпение. Наконец, заметив фонтаны китов, Орлов кивнул гарпунеру: «Действуйте!»
— Слушайте мою команду! — уже другим, деловым тоном распорядился Андерсен и с неожиданной для него легкостью побежал на бак. — Боцман, со мной!