Фонтаны на горизонте
Шрифт:
— Вы поедете в Россию, — сказал офицер.
Грауль невольно сделал протестующее движение. Офицер это заметил и еще больше повысил голос:
— Да-да. Вы поедете во Владивосток, на китобойную флотилию большевиков...
Гжеймс вступил в разговор:
— Будете помогать большевикам бить китов... — Он рассмеялся.
Офицер за столом продолжал:
— Нам удалось отозвать двух гарпунеров. Но вместо одного большевики назначили... — офицер посмотрел в лежавший перед ним листок, помедлил, — назначили этого Олафа Нильсена,
Мы ему дадим две сотни, год дэм! — выругался Гжеймс.
Да, две сотни против каждой сотни, что ему дадут большевики, только бы он мазал!
Вы, Грауль, будете главным гарпунером, — продолжал офицер, переждав, когда кончит американец. — Вам предстоит практически убедить русских в том, что китобойный промысел — занятие невыгодное, нерентабельное и что китобойная флотилия — дорогая, не оправдывающая себя затея.
Русские упрямы, — сказал американец.
Они могут не послушаться моих советов, — заметил Грауль.
Вы там будете не один, — возразил на это офицер. — У нас есть свои люди и среди большевиков. Вам поручается понизить эффективность охоты, договориться с гарпунерами и сделать так, чтобы каждый добытый русскими кит обходился им намного дороже, чем тот жир, который они до сих пор покупали у норвежских и английских китобойных компаний.
А если русские поставят к пушкам своих людей? — спросил Грауль.
Это предупреждено договором. Никто из русских не имеет права приближаться к пушкам, пока около них наши гарпунеры.
Вам должно быть известно, что я выполнял на китобойной флотилии «Вега» некоторые поручения, — напомнил Грауль.
Не имеет значения, — сказал офицер. — Вас уже забыли. К тому же вы тогда носили усы и бороду, имели другое имя. Теперь слушайте, что надо сделать...
Если удастся ваш замысел, — сказал Гжеймс, — вы недурно заработаете.
Грауль наклонил голову в знак того, что ему все ясно.
Советник вытащил из кармана портсигар и протянул офицеру и Граулю:
— Курите. Да берите по две. У вас же не сигары, а капустный лист. Ха-ха-ха! А это же настоящая гаванна...
А теперь, слушайте...
Грауль оторвался от воспоминаний. Поезд, прогромыхав под виадуком, через который проходит главная улица Владивостока, замедляя ход, подходил к перрону вокзала. Как ни гордился Отто Грауль своими нервами, все же сейчас он волновался. Семь лет — большой срок, да и внешность тогда у Грауля была иная. Но всякое в жизни бывает. Кто может узнать его? Грауль перебирал в памяти тех русских, с которыми встречался на «Веге». Только врач Захматова, кажется, осталась в живых. Грауль вспомнил сцену на берегу, когда он обнял Елену Васильевну и получил пощечину. Но она же знает его как Юрта Бромсета. Да и едва ли эта женщина будет на китобойной флотилии. Северова нет. Грауль усмехнулся: правильно говорят, что курение приносит вред. Капитан-директор большевистской флотилии — брат комиссара Северова. Ну что ж, посмотрим на второго брата, да и померяемся силами...
3
В конце апреля 1933 года советская китобойная флотилия вышла из владивостокской бухты Золотой Рог на промысел.
Когда Владивосток исчез за сопками, Можура начал обход своего судна. Настроение у него было приподнятое, но в то же время тревожное, как и всегда, когда он выходил в рейс по новому, еще не хоженному курсу. «Как-то будем бить китов? Дело новое, неизвестное, — бежали беспокойные мысли. — Не довелось бы на старости лет опозориться!»
Подкрутив ус и набив трубку табаком, Можура полез в карман за спичками. Их не оказалось. Он похлопал по другим карманам. Пусто! Но тут рядом у его плеча кто-то чиркнул спичкой, а вслед за этим раздался голос Курилова:
Прикуривайте, товарищ капитан!
Ох, чертяка! — воскликнул Можура. — Напугал меня. Что ты бродишь по кораблю?
Да кто же сейчас может отсиживаться в каюте? Сегодня особый день.
Вышли на промысел, — задумчиво добавил капитан. — А как по-твоему, дело пойдет?
Научимся! — твердо сказал Курилов.
Сжав в ладонях трубку, Можура несколько раз глубоко затянулся. Ему понравился спокойный, уверенный тон матроса.
Видал китов? — спросил Можура. — Разницу между ними замечал?
Видал, много видал, — ответил Курилов и несколько смущенно признался: — А вот насчет разницы — не примечал. Не думал, что мне это понадобится.
Ну, ничего, не унывай! Глаз у тебя молодой, память крепкая. Да и трон твой высокий, — пошутил капитан, кивком указывая на фок-мачту.
Там, над вантами, у реи, виднелась «бочка», или, как ее зовут моряки, «воронье гнездо».
— Пойдем ко мне в каюту, — пригласил Можура, выбив трубку.
Курилов последовал за капитаном.
— На судне только я и ты — коммунисты, — заговорил в каюте Илья Петрович. — Значит, нам с тобой и нести полную ответственность за все, что здесь делается. Многое будет от тебя зависеть. Твоя обязанность — сидеть з бочке наверху и зорко смотреть вокруг. Как только покажутся киты, сразу сообщать!
Курилов в знак согласия кивнул головой. Можура встал с кресла, снял с переборки висевший в футляре бинокль, протянул Курилову:
— Лучшего бинокля на флотилии нет. Береги его! Леонтий осторожно, но уверенно взял бинокль в руки.
На вторые сутки база «Приморье» зашла в бухту Птичью, чтобы высадить партию рыбаков и выгрузить материалы для рыбокомбината, взятые по пути из Владивостока.
Степанов пригласил к себе коммунистов флотилии и беспартийных капитанов Шубина и Орлова.