Фонтаны рая. Научно-фантастический роман
Шрифт:
«Посвящаю острову Шри Ланка, где я взошел по Лестнице богов».
Нужно ли говорить о том, что и мне безумно захотелось взойти по этим ступеням?..
Пик Адама (2243 м.) (Кларк, удвоивший в «интересах сюжета» высоту священной горы, приводит в послесловии цифру 2240 м.) — не самая высокая точка Шри Ланки, но это священная гора, которую почитают не только приверженцы всех местных религий, но и атеисты, не признающие никаких богов. На вершине есть углубление, напоминающее оттиск гигантской ступни, которое называют Стопой бога. Буддисты, преобладающие на острове, принимают его за след Будды, приверженцы Шивы — за след своего патрона, вишнуиты — за знак, оставленный богом Саманом, а
По преданию Фому забросали камнями брахманы, когда основанная им община стала приобретать все большее влияние на южноиндийском побережье. Но это так, отступление по ходу дела. Тем более что в романе наряду с авторами как вымышленных, так и реальных книг цитируется и святой Фома.
Короче говоря, сейчас молчаливо подразумевается, что знаменитая «Шри Пада» — великий отпечаток (в романе «Шри Канда») принадлежит многим богам и учителям веры. Поэтому, не вступая в религиозный спор, пилигримы со всех концов страны устремляются к Лестнице богов (теперь становится понятна множественность в названии), чтобы взойти на вершину. Ланкийцы считают обязательным для себя хоть однажды совершить подобное восхождение, дабы очистить душу от повседневной суеты. Славный, хоть и нелегкий, обряд (нужно преодолеть несколько тысяч вырубленных в скале ступеней) утратил религиозный смысл и превратился в национальную традицию. Начало ей положил еще в первом веке до нашей эры король Валагам Баху. Ныне это самое популярное место паломничества.
Выступают обычно ночью, когда восходит Луна и летучие собаки, калонги, начинают чертить стремительные фигуры вокруг фонарей, хватая летящую на свет живность. Мириады светляков кружатся над горной тропой. Теплый ветер, насыщенный камфорой и ванилью, шелестит в священных деревьях возле древнего храма. Сквозь перевитый лианами лес, где ползучие корни взламывают камень и ржавые источники подтачивают крутую ступень, лестница выводит на широкие террасы. Там под праздничной полной луной болеет сонный мак и больные звери ищут исцеления в мускатных рощах. Это преодоление ночи, близкое древним инициациям. При свете кокосовых факелов и карманных фонарей, ощупывая каждую ступеньку, толпы людей забираются все выше и выше за облака. Стремительный, буйный рассвет паломники встречают уже на вершине. За первым зеленым лучом последует неистовство красок, лихорадочное, неправдоподобное, ткущее миражи. Вся котловина будет купаться в волнах тумана, словно на той древней картине в стиле «дзэн», где над молочной рекой выступали лишь кроны отдельных деревьев.
Как передать запах этого насыщенного пряностями и сонной одурью джунглей дурмана, его отчетливый привкус? Как осознать в словах навязчивую близость внутреннего озарения, что померещится за минуту до взрыва зари?
Прекраснейший из уголков нашей земли брызнет ртутными каплями черепичных крыш, когда сандаловым дымом истает рассветное молоко. Белые ступы, возведенные еще в прежнюю эру, засверкают золотыми навершиями среди развалин, олицетворяя движущий мирами творческий вечный огонь.
Донесется трубный рев черных слонов из заповедных лесов, трепет пробежит по бесчисленным пальмам, и яркая зелень риса обозначит путь ветра муаровой рябью.
Еще фра Мариньолли, посетивший в XIV веке Серендип, не сдержал восторженных и еретических для католического миссионера слов, сравнив сказочный остров с раем (см. эпиграф к роману). Впрочем, что Мариньолли, когда о Тапробане знали еще с античных времен! «Там водятся слоны более крупные и более воинственные, чем в самой Индии… — писал Плиний со слов Мегасфена, — и у них (жителей Тапробана) больше золота и более крупный жемчуг»…
Одним словом, если господь и низринул Адама на ату гору, то лишь для того, чтобы тот не заметил перемены.
Не для общения с богами приходят сюда встретить рассвет. Это вечная жажда прекрасного заставляет все новые и новые поколения подниматься вверх по великой лестнице. Это неумирающая надежда на встречу с чудом кружит голову и радостным хмелем бушует в крови.
Храм красоты, о котором мечтали античные гимнософисты, сотворила здесь сама природа.
«Этот пик, — прочитал я в книге Джона Стилла „Прилив джунглей“, — можно уподобить громадному собору, способному вместить благоговейные чувства всего необъятного человечества».
В маленьком храме на вершине горы, о котором столь часто упоминает Кларк, преподобный Мапалагама Випуласара Тхеро (Имя монаха в романе Кларка — Бодхидхарма Маханаяке Тхеро. Титул «тхеро» — означает «старший» и присваивается после нескольких лет жизни в общине). показал мне книги, написанные на листьях пальмы, где упоминалось о следе, оставленном Буддой, но не Шакья Муни, как говорится в романе, а Дипанкарой — одним из его предшественников, который был великаном. Таковы мифы и реалии Шри Ланки. Такова мифология романа о космическом завтра Земли.
У золотой решетки вокруг старейшего дерева на земле, у Абхаягиридагабы, которой время придало аморфную стать нерукотворных творений, я понял, что подразумевал Кларк в посвящении к роману о Раме — галактическом звездолете. В мадрепоровых зарослях Маунт Лавини воочию увидел, с чего начался его путь на Восток.
В Шри Ланке имя писателя произносят с почтением. Для местных жителей он уже давно стал ланкийцем, и его славу они считают своей. Даже популярный путеводитель по острову «Лунный камень» начинается со слов Кларка, сказанных в 1970 году:
«Я приехал на Цейлон в 1956 году с намерением провести здесь шесть месяцев и написать одну-единственную книгу об исследовании прибрежных вод острова. Сегодня, четырнадцать лет и двадцать книг спустя, я все еще тут и надеюсь остаться здесь до конца своих дней».
Я поехал в гости к Артуру Кларку вместе со своим другом, ответственным работником Союза советских обществ дружбы с народами зарубежных стран Владимиром Ивановым. Мы взяли с собой несколько пластинок русской классической музыки и, конечно, «Картинки с выставки» Мусоргского, которого, как я знал, Кларк особенно любил. Он встретил нас в саду, моложавый и загорелый, почти такой же, как десять лет назад. На нем был цветастый саронг, а в руках он держал ласковую дымчатую обезьянку, чей обширный вольер находился в самом углу двора, возле старого дерева манго и тенистой акации, ронявшей на гравий роскошные огненные цветы.
Мы поднялись на второй этаж и, миновав маленькую обсерваторию, где стоял довольно мощный зеркальный телескоп, прошли в кабинет. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что Кларк не только не разочаровался в науке, но по-прежнему питает к ней непобедимый интерес. Зачехленный микроскоп, мини-компьютер, соединенный с электрической печатной машинкой, кинопроектор и стеллажи с досье по различным дисциплинам начисто снимали любые вопросы на сей счет.
Расспросив об успехах знакомых ему московских фантастов (он не забыл ни одной фамилии), Кларк, точно спохватившись, достал черный конверт. Там хранились снимки, сделанные с борта «Вояджера», пролетевшего в непосредственной близости от Юпитера.