Фонвизин

Во время своего краткого, но чрезвычайно плодотворного пребывания в Петербурге гоголевский кузнец Вакула успел встретиться с величественным Потемкиным и неназванным человеком «с полным, но несколько бледным лицом, которого скромный кафтан с перламутровыми пуговицами показывал, что он не принадлежал к числу придворных». Малоосведомленному читателю, не увидевшему за этим описанием известный портрет Фонвизина и не узнавшему по почтительно-остроумному

ответу государыне величайшего русского сатирика, прямо указывается, что потрясенный кузнец имел счастье познакомиться с автором «Бригадира». А имя автора «Бригадира» известно или должно быть известно любому отечественному читателю.

Напудренный парик, перламутровые пуговицы, болезненная бледность, следствие постоянных мигреней, сквозящее в каждой оброненной фразе редкое чувство юмора и отмеченный самой Екатериной несравненный талант чтеца — вот набор примет, из которых строится хрестоматийный образ «отца русской комедии», «северного Мольера» Дениса Ивановича Фонвизина. Кажется, расширить этот перечень нет никакой возможности, и один из самых открытых и искренних людей екатерининского царствования навсегда останется едва ли не самым загадочным персонажем в истории русской культуры XVIII века, персонажем, о котором за последние 200 лет сказано чрезвычайно много, хорошо и правильно, но все-таки недостаточно и подчас откровенно неверно.

Жизнь Фонвизина не богата событиями: он не участвовал ни в войнах, ни в революциях, не занимал высоких государственных постов, был верным секретарем опального министра, любящим мужем, почтительным сыном и заботливым братом, в меру способностей, но без особого успеха вел коммерческие дела и с большой охотой путешествовал по Европе. Однако благодаря необыкновенному сатирическому дару, живости характера и природной наблюдательности Фонвизин стал одним из ярчайших деятелей Екатерининской эпохи, в определенном смысле — ровней своему однокашнику светлейшему князю Григорию Александровичу Потемкину-Таврическому.

Неоднократно отмечалось, что Фонвизин-комедиограф несомненно масштабнее своих коллег и современников-драматургов, что он зачинатель традиции и новатор. Нас же интересует не столько специфика литературного таланта Фонвизина, не столько этапы его творческой эволюции, сколько внутренний мир и обстоятельства жизни одного из самых интересных и умных людей России второй половины XVIII века, весельчака, ворчуна и «страдальца».

Несмотря на не оставляющую биографов и исследователей творчества Фонвизина надежду обнаружить его утерянные рукописные фонды, количество известных работ писателя долгие годы остается неизменным. Поэтому нам приходится обращаться к хорошо известным архивным и печатным источникам, перечитывать изданные письма, а с ними — оригинальные и переводные тексты, бесспорно принадлежащие перу Фонвизина, и таким образом стараться понять человека «в скромном кафтане с большими перламутровыми пуговицами».

А понять его очень не просто. Ведь даже названия знакомых каждому школьнику комедий Фонвизина нуждаются в специальном историческом комментарии. Что означает слово «недоросль», кто такой бригадир — ясно далеко не всякому читателю. Что же говорить о содержании комедий, где особого анализа требует едва ли не каждая реплика персонажей, где безграмотная Простакова цитирует героев Вольтера, а Иванушка повторяет рассуждения персонажей комедий Хольберга и Готшеда, где порочные герои неверно толкуют неизвестные современному зрителю указы о лихоимстве или о дворянской вольности. Не всегда понятно, что именно пленяло зрителя того времени в сатирических пьесах «русского Мольера». Ведь за те годы, что комедии Фонвизина ставятся на сцене, вкусы публики сильно изменились: по словам самого автора, своим успехом его «Недоросль» обязан бесконечным нравоучительным разговорам Стародума с добродетельными персонажами, а не уморительно смешным разглагольствованиям Скотинина и Митрофана. В ту эпоху с удовольствием читали длинные рассуждения о пользе добродетели, а звериная грубость отрицательных фонвизинских персонажей вызывала недоумение. «Почтенный Стародум, / Услышав подлый шум, / Где баба непригоже / С ногтями лезет к роже, / Ушел скорей домой. / Писатель дорогой! / Прости, я сделал то же», — писал после просмотра знаменитой

комедии автор изящной «Душеньки» Ипполит Богданович.

Однако главная черта литературных сочинений Фонвизина в объяснении не нуждается. Его остроумие удивительно, шутки остры и блестящи, языковое чутье феноменально, насмешливый тон не может не подкупать. Ирония пробивается в самых серьезных и пронзительных произведениях Фонвизина и побеждает пафос. Такова стихия этого удивительного человека: острослова, рассказчика и пародиста.

Неоднократно отмечалось, что родоначальниками известных российских фамилий были выходцы из-за рубежа: Литвы, Польши, Швеции, Орды. Так, предком Суворова считается выехавший в Россию в Смутное время швед Сувор, Державина — татарский мурза Багрим. В составленных в XVIII веке родословиях «счастья баловней безродных» непременно подчеркивалось иностранное происхождение основателя рода: предком Александра Даниловича Меншикова был объявлен литовский шляхтич Менжик, а Алексея Григорьевича Разумовского, морганатического супруга императрицы Елизаветы Петровны, — польский вельможа Рожинский. Фонвизины в изобретении подобных генеалогий не нуждались, иноземное происхождение их фамилии очевидно, а история рода прослеживается по архивным документам.

Предки Дениса Ивановича Фонвизина принадлежали к числу рыцарей Ливонского ордена, во время войны с Россией сын и внук Вальдемара фон Визина Петр и Денис были приняты Иваном Грозным на русскую службу и оказались превосходными солдатами. Верные семейной традиции, Фонвизины, в том числе отец и дед писателя, становились людьми военными. Названный в честь своего знаменитого предка, награжденного за военные доблести во время Смуты ротмистра Дениса Петровича, Денис Иванович Фон Визин (именно так он подписывал свои бумаги) какое-то время числился сержантом гвардии, но к военной службе не имел ни малейшей склонности. В главном источнике сведений о жизни и образе мыслей Д. И. Фонвизина — «Чистосердечном признании в делах моих и помышлениях» — по этому поводу сказано: «…но как желание мое было гораздо более учиться, нежели ходить в караулы на съезжую, то уклонялся я сколько мог от действительной службы».

Не только военные экзерциции, но и атрибуты средневекового рыцарства не возбуждали в потомке меченосцев особенных чувств. О посещении в 1784 году нюрнбергского арсенала он пишет: «В нем есть что смотреть: воинские снаряды, уборы и одежда древних рыцарей весьма любопытны. Удивительно, как могли они таскать на себе такую тягость. Я не совсем безсилен, но насилу поднял копье, которым они воевали». И всё — никаких фантазий, никаких размышлений, никакого почтения к деяниям предков. Их физическая крепость вызывает у Фонвизина не восхищение, а едва ли не насмешку: в самом деле, как немецкие средневековые рыцари могли «таскать на себе» такую тяжесть? Зато чуть ниже путешественник несколько раз кряду повторяет, что он русский. Последовательность изложения фактов в высшей степени показательная.

Герой знаменитого «Бригадира» галломан Иванушка утверждал, что «молодой человек подобен воску» и что воспитай его не французский кучер, а русский учитель, «который бы любил свою нацию», то он, как это для него ни печально, стал бы совершенно другим человеком. Фонвизин и его персонаж — ровесники: в 1769 году, когда написана комедия, им было примерно по 25 лет. Иванушка называет свой возраст сам, Денис же родился, по разным данным, 3 апреля 1745 (большинство современных исследователей настаивают на верности этой даты), 1744, а то и 1743 года. Оба они были сыновьями дворян шпаги и бригадиров: герой «Бригадира» Игнатий Андреевич, как сказано в комедии, — «военный человек, а притом и кавалерист», Иван Андреевич Фонвизин долгое время служил во флоте, потом в сухопутных частях, в том числе в «Московском драгунском шквадроне», затем перешел на гражданскую службу и завершил карьеру в чине статского советника, что соответствовало военному чину бригадира; «отставным бригадиром» называли старого Фонвизина и его современники. Однако, в отличие от Иванушки, для Дениса Фонвизина авторитетом и образцом являлся не француз-гувернер, а отец.