Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна
Шрифт:
Прошло шесть часов, и за пятнадцать минут до полуночи Браун подписал в Энстоне заявление об организации альтернативного чемпионата. Один из боссов «Макларена» Мартин Уитмарш немедленно позвонил своим подчинённым и прокричал в трубку: «Мы отделились. Будем создавать новую компанию». В «Макларене» царило воодушевление. «„Формула-1“ дурно пахнет», — заявил Деннис и обвинил Мосли, что тот «поливает их грязью». Они прекрасно смогут соревноваться без Мосли и без ФИА.
В ответ последовал столь же сокрушительный удар. «Команды лишились рассудка, — заявил Мосли
«Браун меня подставил», — констатировал Экклстоун.
Джон Хауэтт пребывал в эйфории. В пятницу он заметил, что Экклстоун не разгуливает, как обычно, по паддоку Сильверстоуна.
— Берни в шоке, — заявил он. — Заперся у себя в моторхоуме и не выходит. Он больше не контролирует ситуацию.
В субботу утром Экклстоун вместе с Бриаторе отправился на вертолёте в Лондон на встречу с Маккензи в отеле «Коннот».
— Сумасшедший дом, — сказал Маккензи, взбешённый тем, что два старика поставили его 3 миллиарда долларов под угрозу. — Давайте договариваться, — спокойно скомандовал он.
Экклстоун кивнул в знак согласия. Чуть позже он признался Тодту:
— Флавио верит всему, что пишут о нём в газетах.
— Но ты же с ним дружишь! — удивился Тодт, поражённый признанием Экклстоуна.
— Врагов лучше держать поближе, — вздохнул тот.
В субботу журналисты в паддоке Сильверстоуна отметили, что Экклстоун чем-то расстроен. «Не затем я положил на это жизнь, — сказал он Найджелу Робаку из журнала „Мотор спорт“, — чтобы теперь всё разрушили одним махом».
К вечеру, когда череду побед «Брауна» прервал в Сильверстоуне «Ред булл» (австрийцы наконец-то тоже установили двойной диффузор), Маккензи заявил, что деньги «Си-ви-си» спасёт только уход Мосли.
— Ты намеренно рушишь весь бизнес! — бушевал Маккензи. — Команды нужно сохранять, а не убивать.
— Да нет же, — возражал Мосли, обхватив голову руками и переживая, что никто его не понимает.
— Тебе лучше уйти, — сказал ему Экклстоун 24 июня.
— Если мне будут талдычить, что нужно уйти, то я останусь, — заявил Мосли.
Однако ни Маккензи, ни Монтеземоло не желали ждать. «Команды подпишут новый „Договор согласия“, только когда Макс подаст в отставку», — заявил итальянец Маккензи.
На парижском заседании мирового совета ФИА в следующее воскресенье оба потребовали его ухода, совершенно не заботясь о заслугах Мосли перед «Формулой-1». Из задних рядов им аплодировал ликующий Деннис.
Экклстоун прибыл в Париж в субботу вечером, твёрдо намереваясь покончить с президентством Мосли. В ходе бурной перебранки он сказал: «Если ты не уйдёшь, то погибнет ФИА». Мосли отвечал уклончиво, и тогда Экклстоун добавил: «Иначе Маккензи подаст в суд на тебя и на ФИА».
Монтеземоло уже не желал удовлетвориться отставкой Мосли. «Пусть уходит Макс, а вместе с ним и Берни», — заявил он главе «Си-ви-ви» воскресным утром перед прибытием в Париж.
Маккензи отстранённо наблюдал, а на кону меж тем оказалась судьба Экклстоуна, который тем вечером вместе с Монтеземоло выступил против Мосли на мировом совете.
Сам Мосли понял, из-за чего злится Монтеземоло: он так и не отблагодарил итальянца за то, что тот поддержал его в борьбе с Экклстоуном в Нью-Йорке. Сам же Экклстоун, по его мнению, неисправимый обманщик. Несмотря на сорок лет дружбы, Мосли охарактеризовал своего бывшего союзника так: «импульсивный, неугомонный и вообще странный человек, которого я так и не смог понять». Его невозмутимый взгляд всегда сбивал с толку.
В конце концов давление этой парочки стало нестерпимым, и после заседания мирового совета Мосли неохотно позвал обоих к себе в кабинет. Они ещё долго спорили, и в итоге он согласился на почётную отставку, а затем назвал своего преемника.
Ещё четыре года назад Жан Тодт в последний момент снял свою кандидатуру с выборов президента ФИА. Тогда они договорились, что Мосли останется ещё на один срок, а в 2009 году передаст полномочия Тодту. У француза испортились отношения с Монтеземоло, и он был готов переехать в Париж.
— Команды Тодта не поддержат, — сказал Экклстоун.
Его пугала склонность француза к бюрократизму и, главное, тот факт, что ФИА возглавит человек, на которого он не сможет никак влиять.
— Команды в выборах не участвуют, — многозначительно заметил Мосли.
Он знал, что Экклстоун ненавидит любые перемены и рассчитывает сохранить своё влияние, а потому поддерживает Мишеля Боэри — устроителя Гран-при Монако. По его словам, Монтеземоло тоже против кандидатуры Тодта. Услышав об этом, сам француз очень удивился, поскольку проработал с Монтеземоло шестнадцать лет, и тот обещал ему свою поддержку. «Сегодня он говорит: „Ты мой лучший друг“, — злился Тодт, которому Экклстоун как раз предложил важный пост в управлении „Формулы-1“, — а завтра уже выступает против. Я ему больше не верю».
Монтеземоло заявил, что не согласен с кандидатурой Боэри, и лишь тогда Экклстоуну пришлось уступить и нехотя признать, что сорок лет сотрудничества подошли к концу. «Я поддерживаю Жана», — сказал он, когда понял, что противиться бесполезно. Монтеземоло полетел в Париж принимать официальную отставку Мосли и улаживать все формальности.
— Ты знаешь, что я еврей? — спросил Тодт у Мосли.
— Конечно, — ответил тот, разом отметая все подозрения в антисемитизме.
Маккензи вздохнул спокойно. В субботу вечером он поверил: в «Формуле-1» наконец-то воцарился мир.
Зная, что на смену Мосли придёт его бывший подчинённый Тодт и что позиции Экклстоуна значительно ослабли, Монтеземоло вышел из офиса ФИА на площадь Согласия и направился прямо к корреспондентам итальянского телевидения. До этого момента за него всегда говорил Бриаторе, но теперь можно было уже не сдерживаться.
— Я сверг диктатора! — заявил Монтеземоло.
Его слова немедленно передали Мосли. Конечно же, он был диктатором. Кому ещё управлять автоспортом? Он как-то говорил Экклстоуну: «Люди слушаются только диктаторов».