Формула боя
Шрифт:
По приказу генерала Горшков вынужден был составить целый кадастр кодовых слов, так или иначе интересующих генерала. Хотя сразу (как в случае с Антоном Никишиным) на принтер они не шли. Прикладной администратор – специальная программа, регулирующая процесс поиска ключевых слов, через определенные промежутки времени выводил на экран монитора информацию о работе программы. В частности, Дробов интересовался любыми телефонными или пейджинговыми сообщениями, где фигурировали слова: церковь, синагога, муфтий, мечеть, имам, раввин, священник,
– Они могут поменять частоту? – повторил Дробов свой вопрос. Такому специалисту, как Горшков, он мог простить многое, вот и сейчас он даже не заметил, что начальник информационного центра не только пожал плечами, но и развел руками.
– Не знаю, шеф. Я бы не поменял.
– Вот как?
– Да. Зачем это? Но беспокоиться вам нечего, Григорий Иванович, у меня все под контролем. Вторым человеком, кто услышит об Антоне Никишине, будете вы. Первым буду я. – Горшков не сдержался и коротко рассмеялся.
«Он уверен в себе, – подумал Дробов, глядя на улыбающегося подчиненного. – И это хорошо». Сейчас генерал вдруг почувствовал, что обязательно возьмет Никишина, возьмет первым.
Глава 14
Володя Карасев проснулся очень рано. Прищурившись на будильник, с минуту тупо смотрел на него, пока не понял, что тот стоит. Сколько же сейчас времени? С трудом поднявшись и подойдя к окну, выглянул: Старопетровский проезд выглядел серо и безлюдно. Пожалуй, нет еще и шести часов, подумал он и включил телевизор.
Шесть утра, оказывается, уже было, по первой программе шла передача.
Присев на кровать, Володя испытал головокружение и сильное сердцебиение; на какое-то время он испугался, почувствовав, как на спине выступил холодный пот. Бросив взгляд на кухонную дверь, он с тоской подумал, что простая вода не поможет ему, не поможет и крепкий чай, аспирин или кофе, которым, если верить американским фильмам, лечатся с похмелья все американцы.
Счастливые люди, зло подумал о них Карасев. Никаких проблем: встал с бодуна, заварил кофе, выпил аспирина и пошел на работу. И весь день свеж и весел.
Он неожиданно сжал кулаки, скрипнув зубами. Да ни хрена подобного! Вранье это все, пропаганда! Мы, мол, никогда не болеем, мы не такие свиньи, как вы, русские. Слова «похмелье» для нас не существует. Это только вы способны вставать с отекшими лицами, трясущимися руками и ноющей болью в желудке – только вы. И головы у нас не болят. И безработицы нет. А если есть, то за нее хорошо платят.
Лицемеры!
Володя сжал разламывающуюся голову, почувствовав, как в ладонях пульсируют горячие мозги. Оторвав от головы одну руку, он пошарил на полу и поднял брюки. Как он и предвидел, в карманах было пусто, если не считать смятой сторублевки.
Вода не пошла в горло, напомнив лишь вкус водки армянского розлива в голубой бутылке. Охнув, Володя едва успел склониться над раковиной: его вырвало. Решив, что так больше продолжаться не может, он трясущимися руками надел рубашку и брюки; на носки времени терять не стал: видавшие виды кроссовки надел на босу ногу.
Когда он выходил из дома, телевизор голосом ведущей сообщил, что в Москве сейчас 7 часов утра. Чертыхнувшись, Володя вернулся в комнату и выключил телевизор. Пути не будет.
«Пути куда?» – злорадно подумал он, представляя свою небритую физиономию. Ему едва стукнуло сорок, а на вид все пятьдесят. Единственное, что у него осталось, это однокомнатная квартира, да и ее скоро не будет. «Не будет, – думал он, спускаясь по лестнице. – Сто процентов, что не будет». Но опять только махнул рукой на свою загубленную жизнь. Ничего, скоро, Бог даст, он засандалит пару пивка, а там мысли разогреются, и он что-нибудь придумает. Вплоть до продажи квартиры, потому что продавать больше нечего. И вдруг Володя ожил: телевизор! Ведь еще телик остался!
Взбодренный радостной перспективой, он быстрее зашагал по лестничному маршу, а мозги подсказывали идею за идеей: еще оставались кровать, сервант, шкафы на кухне… Пожалуй, на неделю хватит. А дальше? Дальше – квартира, ответили мозги. Ну и черт с ней!
Выскочив из подъезда и оглядевшись, Володя направился к киоскам, расположенным неподалеку от киноконцертного зала «Варшава». И – о, удача! – встретился там с крепким пареньком лет семнадцати. Тот в одной руке держал бутылку пива, а в другой банку фанты. Поймав тревожно-ищущий взгляд Карасева, паренек протянул ему пиво.
Володя вцепился зубами в пробку и невнятно пробормотал, обращаясь к парню:
– Тебе оставить?
Тот покачал головой:
– Нет, рано еще.
Опять, как в американских фильмах, подумал Володя, глотая крепкое, чуть жирноватое клинское пиво. «Рано…» Хотя для него, наверное, и рано, молодой еще, но слова явно не его. А может, и его. Нет, скорее насмотрелся фильмов, сейчас скажет, что до обеда вообще не принимает. А он, Володя, пьет в любое время суток.
Пиво приятно клокотало в горле, слегка пощипывая небо и остужая желудок. Прикончив бутылку, Карасев облегченно рыгнул и покачал головой.
– Спасибо тебе, брат, выручил.
– Еще хочешь?
Володя не поверил своим ушам, но быстро согласился, опасаясь, что парень раздумает. «Интересно, что ему от меня нужно? – промелькнула мысль. – Не за просто же так угощает». Хотя надо признать, иногда попадались, правда, редко, такие вот сердобольные людишки, они здорово скрашивали одинокие похмельные будни, превращая их в маленькие праздники. И когда он глядел вслед такому жалостливому, на сердце становилось грустно, словно уходил давно знакомый или близкий тебе человек.