Формула неверности
Шрифт:
— Вы же говорили! Ты говорил, что с Машей ничего не случилось! — выкрикнула она, опять ощущая на голове железный обруч.
— С Машей — ничего. Сюда привезли твоего мужа.
— Ты имеешь в виду… Что с ним? — спросила Таня, словно Мишка должен знать все на свете. Но он ответил:
— Проникающее ножевое ранение.
Почему она медлила? Сидела и ждала чего-то, вместо того чтобы выскочить и бежать, забыв обо всем.
— А ты не знаешь, как это произошло?
Он отрицательно покачал головой, но вышел из машины вместе с ней и пошел к регистратуре
— Машина Маши! — громко удивилась Таня, увидев недалеко от входа знакомый автомобиль. — Значит, это Леонида она сопровождала в машине «скорой помощи»? Но как… откуда они могли встретиться в ее клинике. Он что, попытался зарезаться на ее глазах?
И машина… Она, выходит, сдала Каретникова хирургам, а сама опять поехала в клинику, чтобы тут же сюда вернуться? Теперь она размышляла уже про себя, потому что и Мишка пока что не мог ничего ей объяснить.
Года три назад Маша здесь работала. Не в реанимации, но вот в том, втором, корпусе. Потому ее машину и пропустили на территорию. Для посторонних неподалеку имелась платная стоянка.
Таня все это себе объясняла, чтобы подавить поднимающийся откуда-то из глубины души озноб, какое-то предчувствие… Потому она топталась у невидимой черты, медлила. Ей казалось, что сделай она еще шаг — и мир вокруг нее изменится. Начнется то же, что и с Алисой в Стране чудес, — иными словами, все пойдет наперекосяк. Ненормально… Только потому, что здесь стояла машина ее сестры?
Вначале их вообще не хотели пускать в корпус.
— Поздно. Никого из администрации нет, чтобы выписать вам пропуск. Приходите завтра.
Но Мишка что-то сказал этому мужику в несвежем белом халате — то ли фельдшеру, то ли санитару! — показал удостоверение, и тот нехотя буркнул:
— Проходите, только недолго. В реанимацию вас все равно не пустят.
В небольшом коридорчике перед отделением реанимации на стуле сидела Маша и плакала.
От неожиданности, увидев сестру, целую и невредимую, но так откровенно горюющую, Таня отпрянула назад, наступив на ногу идущему следом Мишке.
Он зашипел от боли, и Маша подняла голову.
В свете неоновой лампы ее лицо казалось мертвенно-бледным, а потеки туши под глазами делали облик Маши каким-то киношным, словно она исполняла роль в триллере, а не сидела в коридоре больницы и плакала… по Леониду?
— Маша!
Таня произнесла имя сестры без вопроса и восклицания. Маша, ну и что, что Маша, сорок лет Маша. Вернее, сорок один. Леонид при смерти, или она плачет, потому что… она же…
Почему Татьяна всегда относилась к сестре чуть ли не как к матери, как к человеку намного старше себя? Ведь она еще вполне молодая и красивая женщина…
— Маша, — сказала Таня, — ты почему плачешь? Леня… он умер?
— Не волнуйся, — сказала сестра, словно только что не плакала, как по близкому человеку или по своей загубленной жизни, — ничего твоему Лене не сделается. Завтра его в обычную палату переведут. Недельку полежит и опять будет как новый.
— А ты откуда узнала? Тебе позвонили? Тогда почему ты мне не перезвонила?
Таня понимала, что глупо сейчас устраивать сестре допрос, но продолжала спрашивать, тщетно стараясь понять, что же произошло с Машей. И почему Маша должна тут же все честно ей объяснить, если даже свои вопросы Таня задает не по честному, а скорее, чтобы проверить правдивость сестры? Ведь ей же сказали: больного она отвезла в больницу сама.
А что, если она привезла сюда кого-то другого, а потом случайно узнала… Но — это уже из разряда случайных совпадений.
— Я не могла позвонить, — устало вымолвила Маша, — потому что когда я вышла из клиники, то увидела твоего мужа, который полулежал на земле, как раз возле моей машины. И был уже без сознания… Я привезла его сюда… Весь салон в крови… Не до звонков было!
— А почему…
— Хватит, довольно!
Мишка вдруг резко оборвал ее расспросы. Таня не могла понять ни его раздражения, ни вообще того, что он вмешивался. Это только их семейное дело! Его позвали случайно. Александра запаниковала…
— Завтра, в спокойной обстановке, Маша тебе все расскажет.
Он осторожно взял Машу за локоть и поднял со стула:
— Поедем домой, или ты еще что-то хотела сделать?
— Я сделала все, что могла, — отозвалась Маша. — Ему сделали укол снотворного, и теперь Леня будет спать до утра. Удар прошел по касательной, у него в кармане, на счастье, оказался мобильный телефон…
— Меня к нему не пустят? — спросила Таня.
— Завтра пустят, — ответила Маша уже на ходу.
Они вышли из здания больницы, и Маша остановилась у входа, словно чего-то все не могла вспомнить.
— Садись в мою машину и дай Тане ключи, — проговорил он, подсаживая Машу.
Она безропотно открыла сумочку и отдала ему ключи. Почему-то именно ему, а не Тане? Можно подумать, что это Таня заказала киллера, чтобы тот зарезал ее мужа, и все об этом знают. Почему вообще буквально все ее сегодня игнорируют?!
— Доедешь? — только спросил Мишка, протягивая ей связку Машиных ключей.
— Естественно, — сердито выговорила Таня, идя к Машиной «десятке».
Доедет ли она! Это же надо задать такой дурацкий вопрос. Конечно, с Ленькой ей не приходилось ездить так же часто, как прежде с Михаилом. Он предпочитал всюду возить ее сам. Но иной раз в компаниях, желая расслабиться, он выпивал, и тогда его «форд» вела Татьяна.
Еще бы не доехать! Разве не при Мишке она приобретала все эти навыки?
Тогда он сидел рядом с ней на переднем сиденье, бесстрастный, как индейский вождь. И не вмешивался в ее действия, пока Таня, обмирая от страха, выписывала кренделя на каком-нибудь пустынном шоссе. А то и просто на проселочной дороге.
Он лишь изредка давал советы, да и то когда, отчаявшись, она его о том спрашивала.
— Я бы на твоем месте переключился хотя бы с первой на вторую передачу, — к примеру, говорил он.