Формула одиночества
Шрифт:
– Батя, – Иван тронул его за плечо, – мне кажется, мы с Машей здесь лишние. Вы не против, если мы займемся разгрузкой машины?
– Абсолютно! – Арсен подмигнул сыну. – Я не против, если вы на некоторое время вообще забудете о нас. – И поцеловал Марину в лоб. – У меня накопилось много вопросов к твоей теще.
– А у меня к твоему свекру, Маша, – тоже улыбнулась Марина и обняла Арсена за талию. – Пошли разбираться, дорогой!
Обнявшись, они направились к флигелю. Дети проводили их взглядами и, не сговариваясь, уставились на Субботина.
– Олег Дмитриевич, – требовательно
– Два года назад в Абхазии, – вздохнул Субботин, – но я не подозревал, что это настолько серьезно. Думал, ни к чему не обязывающий курортный роман...
– Однако! – сказал Иван и обнял Машу. – Что мой батя, что теща – конспираторы каких поискать. Она рассказывала тебе о романе?
– Ты мою маму не знаешь? – покачала головой Маша. – Из нее признание клещами не вытянешь.
– Да и батя еще тот фрукт! – улыбнулся Иван. – Но теперь я знаю точно: все-таки я его переплюнул. Пока он резину тянул, я взял да женился на его будущей падчерице!
– Что ты имеешь в виду? – удивилась Маша. – Разве они из-за нас не смогут пожениться?
– Глупости, – вмешался Субботин. – Все они смогут. Будет у вас двойной семейный союз, только меня вот вынесли за скобки...
– Олег Дмитриевич, – протянула укоризненно Маша. – Вы такой славный! Не огорчайтесь. Все, что ни делается, делается к лучшему. Завтра тетя Лариса приезжает, мамина подруга! Я вам скажу – просто обалденная тетка. Давайте я вас познакомлю!
– Спасибо, Машенька, – невесело улыбнулся Субботин. – Я уж как-нибудь сам разберусь... Я, знаете ли, не как ваш отец, Иван, если полюблю женщину, не отступлюсь от нее. Даже если она выйдет замуж за другого.
Иван побледнел, и Маша, заметив это, схватила его за рукав куртки. Но Иван выдернул руку и сделал шаг навстречу Субботину. Тот не спускал с него глаз.
– Вы! – сквозь зубы произнес Иван. – Что вы знаете о моем отце? Я не в курсе, что произошло между ним и Мариной Аркадьевной. Но только стихийное бедствие могло заставить его отступить от своих правил. И если моя теща приняла его, значит, это действительно были чрезвычайные обстоятельства. И я не советую становиться у него на дороге. Если у вас есть мозги, оставьте отца и тещу в покое.
– Ваня, – тихо сказала Маша, – зачем ты так?
– Я никому не позволю говорить об отце гадости, – с расстановкой произнес Иван. – Он заслужил быть счастливым! Я знаю, как его ломали, выкручивали руки, но он никогда не сдавался. Ты видела, как он смотрел на твою мать? Это настоящее, или я ничего в этой жизни не понимаю!
Субботин молча смерил его взглядом и направился к выходу из зала.
– Вот видишь, – с довольным видом Иван посмотрел на Машу, – ему и крыть нечем!
– Он расстроился! – тихо сказала Маша. – Обидели хорошего человека!
– Машка! – Иван развернул ее к себе лицом. – Ты что-то имеешь против моего бати?
– Главное, чтобы мама ничего не имела против. Но, думаю, она с твоим батей разберется. И если он в чем-то виноват, мало ему не покажется.
– Искренне ему сочувствую. – Иван подхватил Машу на руки, закружил ее по залу, но, задохнувшись,
– Согласна! – Маша повисла у него на шее. – И моя строгая маменька перестанет пилить меня за то, что я слишком рано выскочила замуж.
– Тебя-то за что? – искренне удивился Иван. – Это я боялся, что она запилит меня до смерти. Ведь я осмелился соблазнить ее дорогую дочурку.
– Теперь не запилит, – прошептала Маша и поцеловала его. – Муж! Это звучит гордо! Но право пилить отныне автоматически переходит ко мне. Однако дай бог, чтобы у меня никогда не было повода прикинуться пилой.
– Поводы, конечно, будут, – почесал в затылке Иван и хитро прищурился. – Как же без поводов? Но я тебе обещаю, что их будет чуть-чуть, совсем немного! Правда, если ты мне тоже кое-что пообещаешь... – И прошептал ей на ухо нечто, отчего Маша отчаянно покраснела и шлепнула его по лбу.
– Болван! Какой же ты, болван, Ванюша!
Иван рассмеялся, прижал ее к груди и крепко поцеловал. Маша ответила.
И через мгновение они уже забыли и о том, где находятся, и о тех событиях, которые привели их в Ясенки. Они целовались. Страстно, самозабвенно, с тем пылом, с каким можно целоваться только в юности. Легкий ветерок шевелил оконную занавеску, и казалось, что женщина на портрете смотрит прямо на них и улыбается. Загадочно и чуть-чуть удивленно...
* * *
Они не знали, сколько прошло времени, прежде чем смогли оторваться друг от друга.
Рука Арсена обнимала ее за плечи. Голова Марины лежала у него на груди, и он ласково перебирал ее волосы.
– Арсен, – Марина первой прервала молчание, – почему у вас с сыном разные фамилии?
– У Ваньки – фамилия матери. Так она захотела. Но он от этого не страдает. А сейчас даже удобнее, что у нас с ним разные фамилии. Он – парень самостоятельный и всего в жизни добивается без папочкиной протекции.
– Я уже поняла. – Марина легла на спину и закинула руки за голову. – Он мне очень помог своими статьями в газете. Сначала меня обвиняли в убийстве мачехи и нанесении тяжких телесных Молодцову из мести, затем, когда Молодцов заговорил, все встало на свои места. Я ведь защищалась... А заговорил он не скоро...
– Не береди душу, – тихо сказал Арсен и, повернувшись, обнял ее. – Но я не представляю, как ты выдержала. Сначала там, в Абхазии, затем здесь...
– Знаешь, когда меня задержали и увезли из Ясенок, все село поднялось на мою защиту. Провели сход, написали письмо президенту, вокруг усадьбы выставили пикеты. Иван выступил в «Комсомолке». После этого создали комиссию по проверке законности ликвидации музея. Оказалось, Молодцов и здесь приложил руку. Ему и Ольге Борисовне не терпелось уничтожить музей, чтобы скрыть следы воровства. Они уже знали, что намечается федеральная ревизия всех музейных фондов, и хотели до ее начала смыться от греха подальше. Ведь ликвидацию провели бы людишки Молодцова, и все было бы шито-крыто.