Формула счастья
Шрифт:
Антуан смотрел на это полудитя-полуженщину и ощущал в себе нарастающее желание. Он протянул вперед руку и легко прикоснулся к ее обнаженному плечу: оно было теплым и бархатным; его пальцы, зажив своей собственной жизнью, потянулись к ее лицу. Боясь ее разбудить, он отдернул руку. Он осторожно встал, прошел в ванную, умылся теплой водой, почистил зубы; дорожная зубная щетка, как всегда, была у него с собой в портфеле. Проведя рукой по подбородку, недовольно поморщился: придется все же заехать в гостиницу, чтобы побриться.
Он вернулся в комнату и увидел, что девушка проснулась. У него перехватило дыхание. «Почему я так волнуюсь? Что значит для меня эта русская девушка?»
— Пора вставать? — сонным голосом спросила она и села.
— Нет-нет, еще очень рано.
Она радостно потянулась:
— Как здорово проснуться и узнать, что еще рано! Можно просто лежать, наслаждаясь теплом и ловить остатки сна.
Светлана опять легла и натянула одеяло до подбородка.
— И вы ложитесь, Антуан. Утром сны такие яркие!
Он стоял рядом с тахтой, где под большим одеялом спряталось хрупкое, нежное девичье тело, и не мог, да и не хотел, никуда уходить. Его сновидение было рядом, настоящее, дышащее жизнью. Он сел на тахту, склонившись к ее лицу, и ее глаза просияли лаской и нежностью. Его губы потянулись к ее губам, и ее глаза закрылись с тихой покорностью зовущего наслаждения.
Антуан был зрелым, привлекательным мужчиной, познавшим, как она предполагала, множество женщин. И она не могла не понимать, какую опасность он представляет для нее, но впервые в жизни она не хотела слушаться голоса разума. Он был нежен с ней. В блаженном забытьи Светлана почувствовала, как его ладони скользнули по ее лицу, шее, плечам, обхватили талию, словно удивляясь, до чего она тонка. Он получал удовольствие от прикосновения к ее матовой, шелковистой коже. Его ласки становились настойчивее, а поцелуи увереннее; наконец, ощутив на себе тяжесть его тела, она забылась в беспамятстве нарождающегося первобытного желания, с удивлением ощущая, как ее тело бьется в конвульсиях страсти.
Весь день они пребывали в состоянии блаженного лунатизма, воспринимая мелькающих перед ними кандидаток на должности продавщиц элитного магазина как представительниц неизвестной им жизни. Все они были слишком, слишком ярки и слишком безлики, слишком зажаты и слишком раскованны, слишком старались, чтобы вызвать интерес. Антуан задавал какие-то вопросы, раздавал анкеты, но Светлане казалось, что все эти действия подчинены одному — почаще слышать ее голос, ощущая ее рядом с собой. И это волновало ее, заставляя сердце учащенно биться. Она чувствовала себя красивой и желанной. Пристально глядя на него, она стремилась уловить в его поведении, жестах, словах подтверждение своих ощущений и, заглядывая в его посветлевшие от счастья глаза, с радостью находила в них яркие огоньки внезапно вспыхнувшего чувства. Ощущение счастья переполняло ее; ей казалось, что все, что с ней происходило раньше: болезнь, голод, унижения, — было когда-то очень и очень давно; так давно, что происходило даже не с ней, а с кем-то, кого она хорошо знала, но старалась забыть, ибо воспоминания причиняли ей только боль.
— Где мы будем обедать? — Голос Антуана звучал бодро и весело. Казалось, семичасовой просмотр нескончаемого потока девиц, как будто воспроизведенных по одному трафарету, ничуть не утомил его.
— Может, хочешь попробовать русскую кухню? — устало спросила Людмила. Она провела жуткий день, ощущая нарастающее раздражение от нескрываемой радости этих новоявленных влюбленных. Она отлично понимала, что для них она лишняя, но, как капризный ребенок, не хотела считаться с желаниями других. С Виктором она больше не встречалась. Она охладела к нему почти сразу, не найдя в нем и признаков пылкой юношеской влюбленности, на что втайне надеялась. А теперь она сама отдала в руки этой юной кокетке свою потенциальную добычу! Людмила не признавала и не хотела признать, что потерпела поражение, не начав сражения. Она выбрала не тот вид оружия; ее увядающая красота и «французский шик» могли еще кого-то пленить, только не Антуана, равнодушного к искусственным женским ухищрениям.
— Вчерашний ресторанчик мне очень понравился, — робко вступила Светлана.
— И мне, — поддержал ее Антуан. — У меня будет много шансов попробовать и икру, и пельмени, и водку во время официальных встреч.
— Да, завтра запланированы встречи в администрации и поездка на фабрику «Свобода». Кстати, Светлана не понадобится, пусть отдыхает, — обращаясь к Антуану, строгим голосом сказала Людмила, как бы не замечая, что девушка стоит рядом.
— А сейчас будем чревоугодничать! — воскликнул он. — К тому же я заметил в их карте вин хорошее «Пино». Неплохо бы заказать к нему мидии! Вперед, мои милые дамы. — И Антуан галантно распахнул перед ними дверь.
…Ужин прошел весело и легко. Людмила молча ела, запивая кролика по-сентонжски изысканным вином, искоса поглядывая на беспричинно смеющихся Антуана и Свету и чувствуя все нарастающее раздражение: «Красное «Пино де Шарант» 1988 года ради этой девчонки-несмышленыша! Разве она сможет оценить дорогое вино по достоинству, ей вполне хватило бы какого-нибудь «Шепота монаха»! Но ничего не скажешь, эта выскочка выглядит довольно изящно с бокалом в руке. А счастье любую женщину делает неотразимой».
В машине Людмила села рядом с водителем, предоставив внезапно посерьезневшей паре наслаждаться объятиями на заднем сиденье. Но Антуан и Светлана сидели молча, слегка отстранившись друг от друга, и только сплетенные кисти рук говорили о едва сдерживаемой страсти.
Переступив порог квартиры, где жила Светлана, Антуан хотел заключить ее в объятия, но не успел: овчарка, бросившись под ноги, радостно закружилась вокруг ног хозяйки, бурно радуясь ее приходу. Светлана присела на корточки.
— Стелла, соскучилась, милая. Сейчас, сейчас. — Виновато глядя на гостя, Светлана погладила собаку. — Придется опять идти на улицу, Стелла хочет гулять.
Что ж, он подождет… Минуты тянулись как часы. Он молча стоял у окна, глядя, как в соседнем доме то зажигались, то гасли огни. Как долго ее нет! Впервые Антуан задумался о будущем: эта девочка сможет сделать его счастливым, он знал это, он верил в это. Без нее его прошлая жизнь показалась серой и суетливой, как старое немое кино, лишенное красок, с мельтешащими случайными фигурами и искусственными страстями.
Светлана вернулась веселая, с легким румянцем на щеках. Шутя она приложила свои холодные ладошки к его щекам. От неожиданности Антуан вскрикнул и, дурачась, замахал руками.
— Снегурочка! Мороз! Валенки! Самовар! — по-русски, но с чудовищным акцентом выпалил он.
— А самовар-то тут при чем? — рассмеялась Светлана. — Действительно, я замерзла. Поставь, пожалуйста, чайник и завари чай. Я скоро, только приму горячий душ.
Антуан не удивился просьбе. Он знал, что русские всегда пьют чай: и утром, и днем, и даже вечером, перед отходом ко сну. Он зажег конфорку газовой плиты и поставил чайник на огонь. Когда вода закипела, залил кипяток в заварочный чайник и посадил на него тряпичную куклу, нарезал батон на тонкие ломтики и открыл баночку с джемом. Он был доволен, что сделал все правильно и ждал похвалы от Светланы.