Формула смерти
Шрифт:
– Срочно? – переспросил генерал Потапчук.
– Да, очень важное дело.
– Что ж, давайте.
– Можно прямо сейчас?
– Погодите секунду, полковник, вы где?
– Я на даче и выехать не могу.
– Что-то случилось?
– Да.
– Что ж, называйте адрес.
Сбивчиво Сергей Борисович Комов смог объяснить генералу Потапчуку адрес и то, как лучше всего добраться до дачи.
– Вы в самом деле не можете приехать в город?
– Нет, не могу, – сказал полковник.
– Что ж, ждите, через час с небольшим буду.
– Спасибо, – на душе у полковника Комова стало немного
Сергей Борисович посмотрел на ручные часы, пошевелил в камине горящие поленья и допил водку прямо из горлышка.
«Скорее! Скорее приезжай, генерал, ты мне очень нужен! Нужен!»
Пистолет с черным глушителем лежал возле блокнота. И полковник вдруг подумал:
«А что, если никого не напрягать, никого не отягощать своими проблемами, взять пистолет, сунуть ствол в рот и нажать на спусковой крючок? Выстрел поставит жирную точку, и с мертвого никакого спроса не будет. Один-единственный выстрел, и все станет на свои места. Меня никто не сможет шантажировать. Разве можно шантажировать мертвеца? Конечно же нет! Мертвые не умеют разговаривать, мертвого невозможно судить. Один выстрел…» – полковник Комов ногой подвинул к себе пистолет, отвинтил глушитель, сунул ствол в рот.
И ему тотчас стало плохо, он чуть не потерял сознание.
– Господи, что это я? – придя в себя, произнес Сергей Борисович.
Его начало тошнить, и он, добежав до умывальника, повис над ним, его вырвало. Позывы рвоты набегали один за другим, как волны на берег.
– Нет, к черту самоубийство! Я не из того теста, я как-никак офицер ФСБ, а не проворовавшийся бухгалтер. Я кадровый разведчик, не дело мне совать пистолет в рот. Я должен дождаться генерала. – Комов нашел в столе пакет сока и, срезав угол, принялся пить. – Ну вот, теперь лучше, – он поставил наполовину отпитый пакет на стол, – надо дождаться Потапчука, он человек умный – пожалуй, один из самых понятливых в нашем управлении. Он наверняка даст совет, выведет меня из потемок на дорогу.
Зазвенел телефон, лежащий у кресла. Комов подошел к нему, наклонился, взял, прижал к уху.
– Сереженька, это я, – услышал Комов голос жены.
– Ну и что? А это я.
– Ты где, дорогой?
– Я на даче. Вы сюда не приезжайте.
– Я и не собиралась. С тобой все в порядке?
– Я в полном порядке. Я занят, у меня работа.
– Когда будешь дома?
– Не знаю, – резко сказал Комов и отключил телефон. – Черт бы их подрал, эти мобильные телефоны! В туалет пойдешь, и там найдут!
У него появилось желание бросить трубку телефона в камин, но он не стал этого делать: может быть, еще понадобится. А вот пистолет с глушителем и обойму он спрятал на шкафчик под старые пожелтевшие газеты.
«Пусть лежит на шкафу и не попадается на глаза, а то, чего доброго, я сорвусь и пущу себе пулю в лоб».
Он опять опустился в кресло, протянул к камину ладони, кожей ощущая жар углей.
Согревшись, уняв дрожь в пальцах, он тщательно вымылся, причесался, привел себя в порядок. Странное дело, но на брюках не оказалось ни единого пятнышка крови, они были хоть и помятые, но чистые.
«Скорее бы! Скорее бы приехал
Так бывает в тяжелые минуты. В голове, как гвоздь в деревянной стене, застревает одна-единственная мысль, и избавиться от нее никакими способами невозможно.
Звонок полковника Комова застал Потапчука в рабочем кабинете. Повесив трубку, генерал просмотрел расписание рабочего дня. До двенадцати часов никаких совещаний, и Потапчук, с облегчением вздохнув, вызвал машину. Согласие он дал, еще не зная, придется ли ради беседы с Комовым отменять другие встречи. Федор Филиппович спустился к машине с ненавистным ему новым портфелем в правой руке. К старому он привык, но тот обносился до такой степени, что с ним стало неприлично появляться на людях.
Управление уже ожило. Сновали по коридорам подчиненные генерала, все с Потапчуком приветливо здоровались, желали доброго дня.
«Искренне желают, – расчувствовался Потапчук, – меня тяжело обмануть в искренности чувств. Другой мерзавец и улыбочку скроит, и в полупоклоне согнется, и слова ласковые подберет, но взгляд его выдаст. Мои же люди могут буркнуть неразборчиво „добрый день“, но глаза их при этом светятся уважением».
Генерал отвечал сослуживцам взаимностью. Не ленился пожать капитанам да майорам руки.
Федор Филиппович устроился на заднем сиденье машины. Водитель, обернувшись, весело и совсем не подобострастно глянул на своего начальника: "Куда, уважаемый Федор Филиппович? "
Генерал объяснил, куда они едут. Водитель понимающе кивнул: где находится дачный поселок, он знал. Генерала Потапчука, видавшего в жизни всякое, трудно было удивить, но он неизменно поражался способности водителей такси и своего личного шофера Василия ориентироваться в Москве и Подмосковье.
«Как птицы перелетные, без карт, без компаса, на одной интуиции до Африки доберутся».
Сам генерал подобным, на его взгляд, удивительным свойством не отличался. Выбираясь по грибы в Подмосковье, мог заблудиться в трех соснах. Черная «Волга», идеально вымытая, ухоженная, сверкающая, покачивая антеннами спецсвязи, не спеша выехала за ворота. Часовой отдал честь, водитель улыбнулся в ответ, генерал видел его лицо отраженным в зеркальце заднего вида. Автомобиль выкатился на шумную улицу.
– Мы спешим, Федор Филиппович? – не оборачиваясь, задал вопрос водитель.
– – Не больше обычного. Все дела у нас неотложные. Но ты не гони, Василий, правила существуют и для нас.
– Знаю, с мигалками только крутые да политики ездят, – со снисходительной улыбкой, адресованной сильным мира сего, ответил водитель.
Стрелка спидометра поползла вправо. Генерал знал, что бы он ни говорил своему водителю, тот на дороге действует по собственному усмотрению, и никакие замечания, а тем более подсказки генерала на него не подействуют.
«Я и сам не люблю, когда ко мне с советами лезут».
Потапчук откинулся на спинку, полуприкрыл глаза. Портфель он держал на коленях, поглаживал рифленую кожу, разминал ее. Портфель генерала был почти пустым, в нем на дне лежала записная книжка, две авторучки и футляр с очками.