Формула жизни. Сборник рассказов
Шрифт:
Я быстро отодвинулся в сторону, между рабочими стеллажами. Заметив моё присутствие, компания разразилась приветствиями, за несколько секунд мимолётной интонацией покрыв весь спектр отношений к моей скромной персоне - от почти братской Васиной теплоты до плохо скрываемой раздражительной неприязни Бирюкина. Последний был один из тех немногих людей, которые по каким-то причинам испытывали ко мне антипатию. Помимо плохого характера, когда некоторым людям окружающие досаждают просто своим присутствием, у таких "доброжелателей" моя личность вызывает раздражение на физиологическом уровне. Думаю, в данном случае у Бирюкина дает о себе знать обычная подсознательная неприязнь самоуверенной посредственности ко всем, кто хоть в чем-то отличается от среднего значения. Ну и ладно. Откровенно говоря, мне от такого отношения, как говорится, ни холодно, ни жарко. В конце концов, я не красная девица, чтобы всем нравиться. С другой стороны, если человек в ладу со всеми, то это тоже крайность - обычно это означает, что имеешь дело с бесхребетным угодником или с пройдохой-хитрецом. Оба типажа "раскусываются" довольно быстро, особенно если дать им возможность
Студент Гоша деловым приветливым голосом попросил закрыть за ними двери, что я немедленно и сделал, как только шумная компания стала удаляться по коридору в сторону грузового лифта.
Гоша мне положительно нравился. Придя на четвёртом курсе в лабораторию, где как студент он предположительно должен был провести последующие три года, Гоша тут же устроился на полставки инженера, надел белый халат, и моментально влился в коллектив. Иногда встречаются счастливые люди, которые сразу находят своё место в жизни. Гоша был одним из них. И так быстро все привыкли к нему, что уже никто даже не мог представить коллектив лаборатории без него, а сам он, по-видимому, тоже понял, что нашёл своё место в жизни, и всей душой отдался работе. Он был инженер по призванию. Просто родился для этого, и все это понимали - даже две женщины, лаборантки, в задачу которых входили заказ комплектующих и другая подсобная работа, и которые больше интересовались содержимым магазинов и профсоюзной деятельностью. Гошин вид уже сейчас внушал уважение. Он был среднего роста, довольно крепкий, с прямой основательной осанкой и серьёзным и спокойным лицом с умными глазами за стёклами несильных очков от близорукости. Аккуратная причёска из русых волос не бросалась в глаза, но тоже добавляла ему солидности. Хотя Гоша и был студент, к нему относились как к инженеру. Да, собственно, он и выполнял работу инженера, и делал это основательно, квалифицированно и изобретательно.
Витя тоже из нашего института. Несколько лет назад он закончил аспирантуру, защитился, и остался работать в лаборатории, быстро став руководителем проектов благодаря своей хватке, энергичности бывшего хорошего спортсмена, самбиста, и конечно сообразительности и интересу к своему делу. В общем-то, для большинства, как и для Вити, работа была нечто большее, чем просто средство заработать на жизнь. Здесь были и неподдельный интерес к разработкам, и желание сделать передовую аппаратуру, и элемент служения общему делу, и ответственность перед коллективом и заказчиками. Одним словом, целый комплекс чувств и мотиваций, у каждого со своими особенностями, без которых невозможно год за годом напряжённо и качественно работать над ответственными проектами. Атмосфера в лаборатории была хорошая, творческая, а отношения между многими были дружескими и уважительными.
В отличие от Гоши или Вити, по натуре я не инженер. Конечно, я могу выполнять кое-какую инженерную работу, и, собственно, не раз это делал, но меня тянет к более общим научным вещам. Как аспирант, пока я выбрал для себя область интерпретации спутниковых данных, где надо хорошо чувствовать физику явлений и проявлять определённую математическую изобретательность. От методов интерпретации не так уж мало зависит. Зачастую сама конструкция аппаратуры определяется методами обработки измерений и тем, какую информацию аппаратура будет поставлять или какие функции выполнять. Так что здесь инженерные и научные вопросы взаимосвязаны. Иногда удаётся придумать какой-нибудь математический метод, который даёт возможность определить такие характеристики, которые ранее невозможно было "вытащить" из измерений. И тогда такой метод может оказать существенное влияние на конструкторские планы. Так что моя работа тоже небесполезная, хотя, конечно, она не на виду, и очень мало кто может её оценить - разве что уж в исключительных случаях, когда какой-нибудь математический трюк или формула разрешают тупиковую ситуацию. Но и в этих случаях отмечается только сам факт решения проблемы, но никто не знает, да как правило просто не в состоянии оценить, чего стоило найти решение, и уж тем более оценить подлежащую математическую и физическую новизну, элегантность и эффективность решения. Иногда опубликованные в научных журналах результаты - как правило, несложные и наиболее понятные - находят своего читателя и получают известность. Однако по-настоящему серьезные вещи, представляющие новые научные "прорывы", остаются без внимания, потому что люди хорошо понимают усовершенствования и улучшения в рамках известного им материала и приобретенного опыта, а понимание качественно новых научных концепций требует "выхода" за рамки сложившихся представлений, а на это уже мало кто способен. И, как показывает жизнь (а она самый правдивый рассказчик, а когда надо, и неподкупный свидетель), таких людей даже не то, что мало, а очень мало.
Приветливое утреннее солнце светило в окна лаборатории. Воздух за окном был чист, прозрачен, и даже внутри как будто ощущалась его свежесть. Над солидными многоэтажными домами послевоенной постройки, возвышающимися через долину напротив, распахнулось глубокое безоблачное осеннее небо. Сегодня оно казалось необыкновенно высоким, отдаленным и спокойно-торжественным, как будто высоким и пронзительным стихом оповещало о наступлении последних дней осени и скором приходе зимы. В парке перед домами видны были серые стволы и ветви деревьев, с немногочисленными остатками жёлтых и багряных листьев. Вид вызывал светлое, чуть печальное щемящее чувство.
Любование панорамной картиной поздней осени было прервано появлением моего научного руководителя, он же начальник лаборатории. Сергей Тихонович и по манерам и по характеру был таким, каким широкая публика представляет профессора - спокойный, доброжелательный, рассудительный. По научной части я находился в "самостоятельном плавании", добровольно уйдя от технической тематики. Однако Сергей Тихонович, имея большой опыт в сложных научно-технологических проектах и зная многих людей в других организациях, по мере сил помогал мне в работе, в том числе "подкидывая" задачи, которые требовали основательного научного подхода. Иногда это были общие идеи о возможной аппаратуре для оценки тех или иных характеристик земных покровов или атмосферы, а иногда возникали проблемы с обработкой данных, получаемых уже запущенной в космос аппаратурой. Измерения обрабатывали несколько организаций, в зависимости от решаемых задач. Технические задания на производство определённой аппаратуры были результатом весьма интенсивных переговоров, технических совещаний и многочисленных консультаций. Однако даже это не всегда гарантировало успех всего проекта. Хотя и нечасто, иногда уже после запуска приходилось искать решение, выворачиваясь, как уж на сковородке, чтобы всё-таки извлечь необходимые данные из уже проведённых измерений. Объективная реальность штука многофакторная, всё сложно предусмотреть, и потому ошибки и сбои это неотъемлемая часть нашей жизни.
Сергей Тихонович пригласил меня в свой кабинет, и после обязательного в таких случаях доброжелательного расспроса, чем занимаюсь, приступил к делам. А дела оказались далеко не блестящими. Выяснилось, что один из спутников исправно поставлял требуемые по техническому заданию измерения, однако заказчики не могут вычислить требуемые им параметры. Перепробовав что было в их силах, они обратились к Сергею Тихоновичу, хотя формально предъявить претензии к лаборатории было нельзя - аппаратура соответствовала техническому заданию. Но поскольку в успешном результате традиционно были заинтересованы все участники проекта, на такие вещи внимания особо не обращали, и каждый просто делал то, что было в его силах, чтобы обеспечить успех общего дела. Остатки духа шестидесятых годов, когда успехи в космосе вызвали всенародный подъем, давший мощный всплеск творческого энтузиазма и в других областях, все ещё витали над страной.
На сей раз проблема оказалась довольно деликатной. Метеорологический спутник, в котором также были несколько приемных каналов для других целей, неточно определял параметры атмосферы при наличии облачности. Ошибка была намного больше расчётной, так что немалая доля измерений в итоге превращалась просто в труху, причём именно там, где получение информации было наиболее критично. Я для этой аппаратуры в свое время рассчитал и собрал один из каналов, однако методы обработки информации разрабатывали сами заказчики.
Я сидел, внимательно слушал Сергея Тихоновича, и, как обычно бывает в таких случаях, поначалу в голове не возникало ни одной мысли. Знакомое состояние. Надо дать мозгу ассимилировать информацию, как-то переварить её в глубинах подсознания, и дождаться, когда оно, подсознание, выдаст "наверх", в сознание или ответ, или запрос на получение дополнительных сведений. Так случилось и на этот раз. К концу рассказа Сергея Тихоновича подсознание легонько постучало наверх, и начало тихо шептать, что, скорее всего, вариации поглощения радиосигнала в атмосфере существенно больше расчётных, и в итоге метеорологи просто не могут "зажать" решение своей системы уравнений, которое из-за этих непредвиденных ошибок соответственно не сходится. (Иногда говорят - "разбегается". Или "расползается" - кому как нравится.) На самом деле это была лишь одна из многих возможных причин. Могли быть проблемы с калибровкой сигнала, ориентацией спутника, разного размера зондируемых областей из-за разности длин волн в разных каналах, и куча других причин. И, тем не менее, на сей раз подсознание шептало именно насчёт больших вариаций поглощения радиосигнала, хотя это была, пожалуй, наименее очевидная причина.
Принято думать, что учёные пишут формулы, и эти формулы открывают перед ними загадки мира. Ничего подобного. Картина мира формируется в голове учёного прежде всего на интуитивном уровне, вследствие процесса постоянного взаимодействия с реальным миром, по разным каналам, и постоянной подстройки этой картины к новому знанию. Однако при этом новое знание, как правило, не переписывает прежнее, а ассимилируется с ним, постепенно приводя к качественным изменениям нашего понимания мира или какой-то общей проблемы. Главное, это понять проблему на интуитивном уровне, хотя математика, безусловно, может быть в этом хорошим подспорьем. Но только подспорьем. Формулы, это один из инструментов познания и количественной формулировки проблемы и её решения. Суть, фундамент успешной научной (а впрочем, и любой другой) деятельности, это глубокое интуитивное понимание задачи, когда все многочисленные значимые факторы чётко и ясно увязаны в единое целое и ассимилированы подсознанием. А вот чтобы проблема "ушла" в подсознание, для этого надо хорошо поработать и сознательно собирать, осмысливать и сопоставлять исходную информацию.