Форпост - 4
Шрифт:
— Серый, купи мою долю гостиницы, а?
Глава 2
Скучная
В которой Иван берёт своё
Скромность украшает. Но оставляет голодным.
Сергей откровенно удивил.
Прораб Всея Руси задумчиво посмотрел на своего друга, пожевал губами, словно репетировал речь и отрицательно помотал головой.
— Не куплю.
Внешне Маляренко не дрогнул, но удар был силён. Ниже пояса. Ничего лучше, чем продать лишнюю недвижимость он пока не придумал. А без денег Звонарёва…
Ваня через силу улыбнулся забежавшей поздороваться Ксюше, отметив про себя, что красавица жена прораба снова толстая, и расслабленно сполз в кресле.
— Который уже? Третий?
— Четвёртый. — Звонарёв надулся от гордости.
— Да. Прости. Из головы как-то вылетело.
Обстановка в доме первого зама мамы Нади была куда как основательней и солидней, чем у Ивана. Было видно, как много сил, средств и любви было вложено семьёй Звонарёвых в своё семейное гнёздышко. Серый долгий взгляд Ивана на новую, только что привезённую из мастерской, мебель истолковал по-своему.
— Совсем худо?
Маляренко автоматом кивнул, не особо задумываясь о последствиях.
«Чёрт! А ладно. Если не ему — то кому?»
— Есть такое дело.
— Этому… Герду дом?
Звонарёв был очень серьёзен. Он смотрел на друга без малейшей насмешки и самодовольства.
«Попросить — не попросить?»
Видя, что Иван колеблется Сергей Геннадьевич поставил на стол бутылку коньяка…
«Вот жучара! Да где ж он их берёт? Рожает он их что ли?»
… ловко содрал защитный ярлычок и свернул пробку.
— Про то, что эта — последняя, я уж говорить не буду.
Ваня потянул запах носом.
— Да уж. Ты, как минимум, уже два раза говорил что «эта последняя «.
— Будем, Андреич.
— Будем, Геннадьич.
Когда бутылка «Хеннесси» опустела, Сергей Звонарёв абсолютно трезвым голосом сообщил Ивану Маляренко то, о чём тот как-то позабыл.
— Ты, Иван, мне друг. И вот что я тебе скажу. Как другу. ТЫ СОВЕРШЕННО СЕБЯ НЕ ЦЕНИШЬ! Ты считаешь, что всё то, что ты сделал за последние годы — само собой разумеется.
Так вот, Иван Андреевич. ЭТО. НЕ. ТАК. Я, мы, все люди вокруг тебе ДОЛЖНЫ. И когда я вижу, что твоя дурацкая, идиотическая честность, щепетильность и твоё вечное «а что же скажут люди?» привели тебя в это гавно — меня тошнит. Ванька! Меня тошнит!
Плотный, потный, мордатый, хорошо одетый прораб сидел напротив тощего оборванца, прикатившего в такую даль на велосипеде просить денег и, брызгая слюной, во весь голос яростно матерился.
— Да они все тебе ноги целовать должны! Трах-тара-рах-тах-тах! Да пошли они все…
Звонарёв выдохся через пять минут.
— Понял?
Ваня открыл глаза и Сергей Геннадьевич поразился — в них уже не было ни капли той вселенской усталости, с которой его друг приехал к нему в гости. Перед ним сидел до предела собранный и сосредоточенный человек.
— Серый…
Звонарёв вздрогнул. Голос Ивана был холоден словно лёд.
«Ой, я зря это… матом…»
— … Серый, собери к вечеру здесь Лужиных, Дока и Андрюху приведи. Понял? А сейчас баню организуй.
Маляренко колупнул ногтем полированный, крытый лаком, стол, хмыкнул, посмотрел многообещающим взглядом на онемевшего хозяина и вышел из комнаты.
Возращения мужа из Бахчисарая Маша ждала с тревогой и надеждой. Она только что выплатила все положенные деньги по всем предусмотренным статьям расходов и даже кое-что сверх этого — непредвиденные затраты происходили едва ли не каждый месяц.
На сегодняшний день в кошельке у хозяйки Севастополя оставалось всего тридцать пять копеек.
— Сколько-сколько?
Муж весело улыбался и дурашливо прикладывал свою изуродованную ладонь к оттопыренному уху.
— Да ты у меня транжира! Ага!
У женщин отлегло от сердца. Хозяин вернулся взмыленный от поездки на велосипеде, но бодрый, румяный и такой… злобно-весёлый.
— Тааак! Тридцать пять? Это минус. А в плюсе что?
Маша и Таня переглянулись и пожали плечами.
— А в плюсе у нас финансовая передышка на целый месяц! О как!
Он подмигнул и улыбнулся ей так, что у неё бешено застучало сердце и сразу стало очень жарко. Везде. Особенно внизу живота.
Мария Сергеевна тяжело задышала, взяла мужа за руку повела его в баню.
— Татьяна!
Растеряно стоявшая на веранде Таня вздрогнула. Маша так её называла только в минуты крайнего гнева и раздражения.
— Татьяна! Ты идёшь? Долго нам тебя ещё ждать?!
— Вооот. А потом рядились долго. Спорили. Орали. Каждую копейку считали. В общем, согласились они с тем, что по совести говоря, их хуторяне налоги платить должны мне.
— Подожди, — Таня, до сих пор лежавшая в блаженном ступоре, ожила, — ты же им три года дал? Налог не платить. Так?
— Так. Так они и не платят. Всё, что Надя там собирает им же и идёт. Бэзд-возд-мезд-но.
Ваня очень похоже спародировал Сову из старого мультика. Таня не поняла, а Маша звонко рассмеялась и, с трудом переставляя ноги, пошла приоткрыть дверь. В бане было слишком жарко.
— И что?
— В общем, решили так. Я в их налоговую систему не лезу. Они со своей округи собирают деньги, как хотят, но! Каждая четвёртая копейка отныне наша!
— Каждая… а!
Машин счастливый визг оглушал. Любимица скакала голышом по бане, хлопая в ладоши и крича нечто бессвязное. Таня села на полоке и тоже принялась…