Форпост "Надежда" (сборник)
Шрифт:
— Увидеть собственными глазами, — пробормотал Андрей.
Он опять наклонился и сорвал цветок одуванчика. Вот одуванчик был старожилом этого леса; точно таким же он был и в XX веке, и в XXI, и в XXII. Когда пух одуванчика разлетелся, а потом медленно стал опускаться, Андрей резко отбросил стебель, и зеленые стены жаркого июльского леса, обступившие Андрея со всех сторон, вдруг словно раздвинулись, уйдя в бесконечность. Не слышно стало журчания ручья, еще доносившегося снизу из лощины, почему-то вдруг замолкли птицы, а солнце, пробивавшееся сквозь ветви на нижний этаж леса, стало далекой и едва заметной звездочкой, мерцавшей где-то на самом краю чужого и непривычного небосвода; и тогда он начал рассказывать…
Волнистые голубые туманы, окутывающие Кассандру, — туманы, поднимающиеся всегда неожиданно, непредсказуемо и скрывающие от глаз все, что только есть на планете, а есть там очень немногое: равнины, поросшие оранжевыми колючками, и небольшие холмы, в которых скрывается главное богатство Кассандры — минерал хан-чуастек, добываемый здесь колонией землян уже несколько лет…
Багровое солнце Прозерпины, выползающее из-за близкого горизонта и низко нависающее над планетой. В его палящих лучах быстро тает корка льда, покрывающая за ночь поверхность планеты, потом вода испаряется, а когда солнце в зените, камни с зловещим грохотом трескаются от жары, трещины проходят по почве, словно морщины, рисунок трещин меняется на глазах, отчего вся поверхность планеты кажется живым, страдающим существом…
Мягкие уютные лощины, поросшие изумрудной травой, ручьи с прохладной водой и леса, дающие в полдень мягкую тень… Это — Эмпарана, чудеснейшая планета, казалось бы, созданная для того, чтобы на ней жили такие же люди, как на Земле; но людей, разумных существ, здесь нет, — есть лишь стада странных, неповоротливых жвачных животных с крайне замедленной реакцией…
Островная планета Хитайя — беспредельный океан теплой воды и редкие острова, поросшие мощными кряжистыми растениями. Желтый пляжный песок, озера с пресной водой, туманы, иногда надолго закрывающие небосвод…
Мрачная, тускло освещенная Афродита; разумных существ нет… Ослепительно красочная, насыщенная сотнями различных полутонов Ирина; разумных существ нет… Песчаная Электра, вся пронизанная атмосферным электричеством; разумных существ нет… Их нет ни на одной из планет, уже освоенных человечеством, продвигающимся во Вселенной все дальше и дальше. Конечно, космос нужен людям не только ради возможных встреч с себе подобными. В космосе, на разных планетах, есть многое, что насущно нужно Земле, ради этого снаряжаются все новые и новые экспедиции, но…
Он кончил рассказывать и снова очутился в этом жарком лесу. Солнце опустилось чуть ниже, лучи его падали теперь под другим углом, и цвета леса стали иными — более глубокими и мягкими. Краски Нининого платья от этого тоже слегка изменились, и сама Нина тоже была немного другой. Более задумчивой? Пожалуй, но была еще какая-то неуловимая перемена — какая?
Андрей тряхнул головой. Лес, родной, чудесный, гостеприимный, ласково шелестел листвой и приветливо кивал вершинами громадных сосен. Ничего подобного не было ни на одной из планет, даже на Эмпаране, и ничего не было прекраснее Земли, ее рек, полей, вот этого леса в нескольких десятках километров от Порта, и странной, непонятной была эта сила, которая вновь и вновь манила человека в неизведанные миры, сквозь пустыни космоса. Ничего во всей Вселенной не было прекраснее этого леса и этого дня, медленно, незаметно переходящего в теплый, чудесный вечер, и этой девушки в желто-зеленом платье, медленно идущей впереди…
Тропинка свернула вправо и сразу стала вдвое шире, теперь по ней можно было идти рядом, и тогда Нина спросила:
— И ты думаешь, что на Теллусе…
Андрей вздохнул, и стены леса словно снова раздвинулись; он вновь почувствовал себя в такой привычной, в такой странной беспредельности крошечная живая крупинка в пустоте, которую не измерить ничем. Можно было ответить искренне, но эти слова прозвучали бы очень красиво и показались бы, наверное, патетическими, выспренними и поэтому просто смешными.
— Я думаю, что мне очень повезло, — сказал он.
Тропинка снова сузилась. Теперь ее пересекали мощные узловатые корни огромных сосен, подступивших к тропинке вплотную. Потом справа показался громадных размеров муравейник и сразу после него — большая поляна, на краю которой лежала ель, поваленная когда-то ураганом.
— Давай отдохнем немного, — предложила Нина и выбрала себе уютное местечко среди ветвей поверженного гиганта. Андрей сел рядом.
— Помнишь, как мы впервые встретились? — тихо спросила Нина. — Ты тогда показался мне совсем не таким, как сейчас.
— Каким же?
— Строгим, серьезным. — Нина засмеялась. — Капитан «Альбатроса», шутка ли?!
— Теперь, когда мы с тобой встретились уже не в первый раз, — ответил Андрей, — думаю, что уже не кажусь тебе строгим и серьезным. Хотя там, где надо…
Солнце опустилось еще ниже. Белокурые волосы Нины стали теперь в его лучах золотистыми, и на лицо упала тень, сделав его таинственным, как лица на портретах мастеров Возрождения. Непонятным, непостижимым казалось то, что этот вечер может когда-нибудь кончиться, непостижимым было то, что с этой девушкой можно хоть на один миг расстаться, и еще никогда прежде Андрей не испытывал такого чувства. Он ближе придвинулся к Нине, и от всего того, что происходило в его душе, на мгновение прикрыл даже глаза, чувствуя на лице тело уходящего солнца.
— Я скоро вернусь с Теллуса, — пробормотал он.
…Занятия, тренировки, лекции, консультации. Стремительные, короткие дни, проходящие в треугольнике между космогостиницей в Городе, Управлением космофлота с его тренировочным центром и тем дальним углом Порта, где стоял «Альбатрос». На тридцать четвертый день подготовки, вернувшись вечером в свой номер, Андрей понял, что ничего уж сверхсложного в будущей экспедиции нет, и тогда он слегка растерялся: одна из основных заповедей астролетчика гласила, что расслабляться, успокаиваться нельзя никогда, какой бы легкой не казалась задача. Сейчас он ощущал какое-то странное благодушие; впрочем, наверное, он просто устал, и, значит, надо было как следует отдохнуть. Он нажал на столе кнопку и, когда на экране появилось лицо Нины, извинился — встретиться с ней сегодня он не мог. Нина, как он уже знал, умела понимать все.
А на тридцать пятый день стало ясно — сложностей с экспедицией вполне хватает, и, значит, все встало на свои места. Вечером этого дня они с Ниной предприняли путешествие в соседний город, на концерт заезжей знаменитости скрипача Альтафини, а потом долго были в также знаменитом ботаническом саду с прославленной коллекцией растений, собранных на самых разных планетах и сумевших приспособиться к климату Земли.
Еще через два дня, во время очередной тренировки, в рубке управления «Альбатроса» Женя Пономарев пережег блок К-201, и, чтобы не выходить из графика, техники и инженеры восстанавливали его всю ночь. А наутро вдруг нагрянул с инспекцией генеральный директор, и вот тогда выяснилось, что к экспедиции еще ничего не готово — по мнению директора, тренировки шли малоинтенсивно, и экипаж, увы, не понимал важности и трудности поставленной задачи. Распекая всех пятерых, а заодно и ведущего очередное занятие знаменитого астрофизика, специалиста по теории звезд, генеральный директор по обыкновению улыбался, и лицо его было благодушным и добрым. Единственным, кто осмелился ему возразить, был тихий и застенчивый Крылов. С высоты своего роста генеральный директор рассмотрел его с большим интересом, шумно вздохнул и вдруг смилостивился: "Хорошо рычишь, лев, громогласно объявил он, — продолжайте!"