Форпост
Шрифт:
– Едкое замечание, - подтвердил Федор. – Однако замечу: грешников все-таки большинство. И святой им нужен. Более того: вне их его функция бессмысленна.
– Так как же с нашим договором? – поднял на него глаза Серегин.
– Все – в силе, - пожал плечами собеседник. – Сегодня ты увидишься с Аней. И если тебе повезет обрести ее, буду рад. Только – что дальше? Я не дам тебе увезти ее куда-либо. Она нашла себя здесь и только здесь ей и жить.
– Это – разговор с позиции силы…
– На том стоит весь мир. Каждый отстаивает свои интересы.
– А тут-то у вас какие интересы?..
– У тебя есть сын. В школе он все время получает высшие баллы за успехи в успеваемости. Преподаватели, оценивающие индекс его умственных способностей, открывают от удивления глаза. Он необычный ребенок, тонко чувствующий мальчик, и производит неизгладимое впечатление на всех, кто с ним сталкивается. Между прочим, он знает всех Святых. В отличие от тебя, балбеса, у которого если в памяти кто всплывет – так Никола Угодник…
– Почему? Пантелеймон-Целитель, Андрей Первозванный… Теперь… этот… Ну, который в Сарове жил…
– Ладно, эрудит! – отмахнулся от него Его Преподобие.
– Но по-настоящему незаурядная часть личности твоего сына - редкостный талант: потрясающий, живой, почти сверхъестественный. Он видит насквозь не только каждого, он видит будущее… И это – не бред свихнувшегося старика. Это – критически проверенный факт. Он знал, что ты прибудешь сюда, знал о твоей миссии, более того – он с нетерпением и с любовью тебя ждет…
У Серегина возникло такое чувство, будто он получил удар под дых. Он пытался вздохнуть, пытался вновь ощутить внезапно онемевшие кончики пальцев, а когда поднял голову, то увидел направленный на него испытующий взгляд Его Преподобия.
– Было что-то такое… в нашу первую встречу… что заставило меня отчего-то поверить вам… - произнес он непослушным языком.
– И я не сомневаюсь, что этот мальчик станет хозяином нашей земли, - продолжил Отец Федор. – Он – наш оберег. Наш наследный принц. И мы не отдадим его. А потому все, что тебе остается – либо уйти в порочную даль своего дальнейшего существования, либо жить среди нас. Вернее, с нами.
– И чем же я буду тут заниматься? – спросил Серегин, справляясь с внезапной и непонятной оторопью. – У вас есть должность штатного оружейника? Или же дежурного киллера?
– Ты – не убийца, - сказал Федор. – И твой грех, как и грех твоих друзей, я перед Богом взял на себя. Да, иногда кому-то приходится стать карающим мечом вне цивильной судебной бодяги с ее прокурорами и адвокатами. Но у нас найдется много иных занятий, близких твоей натуре. Вопрос – захочешь ли ты учиться и работать? Ты, повторюсь, удобопреклонен к греху, но разве не задача - изжить в себе слабоволие? Ты стремился к блеску и затягивающей пустоте Запада, ты купался в мертвых водах его бездуховности и бессмыслия, и ты стал его частицей. Вернее, мутантом. Я вижу тебя. Тебя притягивает магнит прежних авантюр, но ты устал от этого притяжения, ты понимаешь его гибельность. Наркотик Запада… Он пронизал тебя, он покрыл коростой всю твою душу, но ты можешь очиститься от нее, как отрекшийся от зелья курильщик или алкоголик. Тем более, если тебе есть, ради чего освободиться от всей ветоши прошлого. В тебе еще есть энергия России, ты можешь дать ей возможность освободить себя из-под спуда наносного. Кроме того: занятно прожить жизнь, будучи прохвостом, но, ввиду наличия Господа Бога – небезопасно.
– У меня такое ощущение, - хмыкнул Олег, - что атеистов в вашей округе не отыщешь…
– Они меня не смущают, - спокойно ответил Его Преподобие. – В России все атеисты – православные. А каждый третий великий деятель русской культуры – еврей. И попробуй отобрать у еврея его русское достояние… Ему будет отказаться проще от себя, чем от него.
– Мне кажется, что вы – слуга Божий по призванию, - сказал Серегин с невольным смешком. – И, кстати, я в первый раз веду разговор со священником. Более того - мне нечем вам возразить.
– А я впервые говорю с заблудшим пасынком Америки. И чувствую сейчас ее суть, исходящую от тебя. Вот мы и столкнулись: две цивилизации. Две разные природы. Непримиримо чужие.
– В чем разница? – спросил Серегин.
– За нами, русскими, – века истории и культуры, - сказал Федор.
– Когда у нас процветал в своем великолепии Большой театр, Штатов, как таковых еще не существовало. Их культура – тотальное заимствование. Их цель – перекройка мира сообразно интересам их бизнеса. Их религия - религия доллара, обязательная для всех. Отступивший от нее тут же оказывается на помойке, в кювете и - погибает. Америка - территория зарабатывания денег, тут же уплывающих у ее рабов сквозь пальцы. Там повсеместно декларируются главные ценности, такие, как труд, патриотизм, семья… Как и в Европе, сателлите Штатов. А что выходит на поверку? Торжество извращений, утрата национального под давлением негров и арабов, использующих идиотизм демократии. Американское же нивелирование личности во имя доллара – иллюзорной бумажки – вообще путь в ад. А если этот ад победит, что будет? Глобальная деградация Божьей идеи?
– Насчет Америки – это вы зря, - возразил Серегин.
– Там тоже есть крепкие общины.
– Я повидал их, - кивнул Отец Федор. – Потратил на это деньги и время. Дабы непредвзято разобраться во всем. Был у дремучих мормонов, у баптистов с их театром вместо церкви, был в Пенсильвании у амишей, где пашут землю на лошадях, ездят в кибитках и носят средневековые германские одежды, соблюдая традиции прапрадедов, и где молятся по домам за закрытыми дверьми... Краеугольная икона между тем везде одна и та же – доллар… Единственно, наличие тамошних религиозных сообществ отвлекает паству от бандитизма. Это роднит их с православием.
– А чем отвлекает-то? – спросил Серегин.
– Чем? Главной сдерживающей силой: страхом возмездия. На этом страхе держатся все государственные уклады и законы, армейское единство и семья, где у старшего имеется плетка для непослушного младшего. Тут стоит заметить, что, если бы не мы с Кирьяном, наш анклав давно бы стал крупной криминальной вотчиной, каких десятки в стране. Но Бог вразумил нас ступить на иной путь. Он будет долгим. Здесь – один из форпостов настоящей России. Хотя порядок тут, не скрою, тоже держится на страхе. И на авторитете вождя, перед которым трепещут. Все те, кто пришли на смену Сталину, были объектами насмешек среди народа. А он – никогда, потому что олицетворял эпоху, а эти же – времена и моменты. Он внушал любовь, ненависть, восхищение, ужас, но никак не пренебрежение. Потому что строил империю, а не виллы для себя и своих подручных. Потому что был личностью. Хотя, как понимаю теперь – любая личность – это совокупность страхов и ее попыток отвлечься от них… Сталин – не исключение.
– С этим – соглашусь, - сказал Серегин. – А вот с другим… Вокруг вас – чужеродная вам страна, и вы – лишь ее экзотическая часть. Вокруг - пространство, где всем командуют воры. И она столь же безнравственна и безнадежна, как и то государство, где всем командуют полицейские. Общество, власть над которым разделена между этими силами, сросшимися друг с другом, - та же зона. И недаром мир старается огородиться от нее, дабы существовать поодаль.
– Поодаль – ни у кого не получится, - донесся ответ. – Другое дело, наши ура-патриоты могут довести страну до ручки. Они упорно не хотят признать ее катастрофический развал. А между тем – есть простые цифры. В советское время наш валовый национальный потенциал составлял шестьдесят процентов от американского, сейчас – шесть. Силы НАТО и наша армия идут в сравнении - один – также к шестидесяти. Мы уже не субъект мировой политики, а объект. Субъекты – государства-хищники. В такой ситуации у нас должна быть не стратегия тигра, которого все боятся, а стратегия скунса, с которым лучше не связываться. Скунса не любит никто, но все его уважают. И когда мы с Кирьяном выстраивали здесь свой анклав, то, великолепно представляя свои масштабы и возможности, руководствовались именно этим принципом, гордыня нас не обуревала. А тот западный мир – что, мир правды и истины? Тот мир – сгусток эгоизма, лицемерия и приспособленчества, глубоко прячущий свои пороки. Мне обидно, что величественная красота Ватикана – всего лишь декорация для религиозного помпезного шоу, а его курия – политбюро, где за яркими рясами кроются педофилы, дельцы и циники. Нет, мы не пойдем их тропой, утрамбовываемой по ходу - впереди идущими стальными катками. Мы идем пешком по земле, ощущая ее, стирая ноги, сбивая ступни о камни. Сейчас же ты расчистил перед нами большое препятствие. Так что входной билет в наше сообщество, в нашу крепость, считай, у тебя на руках.