Форс-мажор (сборник)
Шрифт:
Про себя Шутов подумал, что не очень-то похоже, чтобы толстуха сильно переживала из-за своих пропавших детей. Во всяком случае, забирать их из приюта она явно не торопилась. Но вслух он, понятное дело, говорить ничего не стал. Просто протянул джипайке папку с бумагами, которые ей следовало подписать.
– Вообще-то неплохо здесь у вас, – сказала джипайка, ставя на бумаге размашистую подпись. – Только не люблю я, когда шкребня дома держат. Даже если ядовитый шип у него удален.
– Что за шкребень такой? – рассеянно спросил Шутов, следивший за тем, чтобы
– Да вон же он! – Джипайка ткнула световым пером в Аллу Павловну, державшую за руку притихшего Суслика.
– Вам знакома эта раса? – обрадовалась Кира Алексеевна.
– Еще бы не знакома. – Джипайка подписала последнюю страничку и сунула световое перо в гнездо на углу папки. – Шкребни, скажу я вам, самые мерзопакостные существа во всей Галактике.
– На себя посмотри, толстуха, – медленно процедил сквозь зубы Суслик.
В холле повисла тишина. Правда, всего на секунду, потому что ее тут же нарушила джипайка:
– Видали! Ну, что я вам говорила! – Держа дочь на руках, мамаша поднялась на ноги и дернула поводок, чтобы разбудить мужа. – Будьте здоровы, а нам пора до дома.
– Секундочку! – задержал ее Шутов. – Где живут шкребни?
– Да везде, куда только залезть удается, – ответила джипайка. – Одно время от них вообще спасу не было. Сейчас вроде как поменьше их стало.
– Вы хотите сказать, у них нет планеты обитания?
– У шкребней-то? – Джипайка презрительно фыркнула. – Да у них вообще ничего своего нет!
Проводив джипайку с мужем и вновь обретенными детьми до дверей гостевого шлюза, Шутов вернулся назад, остановился посреди холла и внимательно, очень внимательно посмотрел на прячущегося за спиной Аллы Павловны шкребня.
– Выходи, – произнес он негромко.
Суслик сделал два шага вперед и остановился, понуро опустив голову.
– Значит, шкребень?
Суслик уныло кивнул.
– Значит, говорить по-русски умеем?
Суслик снова кивнул.
– А шип ядовитый, о котором толстуха говорила?
Суслик указал на кожаный гребень, тянущийся от низа спины до затылка.
Шутов двумя пальцами пощупал гребень – шип был на месте.
– Ну, что скажешь в свое оправдание?
Шкребень молча пожал плечами.
– Если будешь в молчанку играть, я вызову патруль, – пообещал Шутов. – Пусть они с тобой разбираются.
– А если буду говорить? – спросил, не поднимая головы, шкребень.
– Зависит от того, что мы услышим.
– А что вы хотите услышать?
Шутов стиснул зубы. Ему хотелось выругаться, но при женщинах делать это было нельзя.
– Ты понимаешь, что если бы не ты, то этого приюта вообще бы не было?
Шкребень молча кивнул.
– Ну, вот тогда рассказывай, кто ты такой, откуда взялся, почему у тебя шип в гребне?.. Он действительно ядовитый?
– Ядовитый, – обреченно вздохнул шкребень.
И снова умолк.
– Мы ждем, – напомнил Шутов.
– Наша раса очень древняя, – начал рассказ шкребень. – Быть может, самая древняя во Вселенной. Я так думаю, потому что у нас нет ни своей планеты, ни воспоминаний о ней, ни вообще каких-либо историй или преданий о том, кто мы такие, откуда и куда идем. Зато мы лучше всех умеем приспосабливаться к любым условиям обитания. Прежде действительно случалось, что попадет шкребень в какое-нибудь семейство, его там пригреют, приласкают, а он возьмет да переколет всех втихаря своим ядовитым шипом. Да только мы ведь тоже цивилизованными становимся. Как та толстуха, что своего мужа на поводке водит. Вместо того чтобы убивать, мы стараемся адаптироваться к тем условиям, в которых оказались. Вам хотелось видеть во мне беспомощного, потерявшего родителей малыша, и я стал им, – шкребень тяжко вздохнул и развел руками. – Такова уж моя природа.
– Сколько лет тебе на самом деле?
– Понятия не имею. Я же говорю, мы очень древняя раса.
– При чем тут это?
– В процессе эволюции мы утратили способность воспринимать время, потому что это мешало нам приспосабливаться.
Шутов озадаченно почесал затылок.
– Вообще-то такое вполне возможно, – подал голос Братислав.
– Конечно, возможно, – поддержал его шкребень. – Вот же я.
– И что нам теперь с тобой делать? – мрачно поинтересовался Шутов.
– А можно я у вас поживу? – краем глаза заискивающе глянул на него шкребень. – Я ведь, если потребуется, работу разную выполнять могу.
– Думаю, ничего из этого не получится, – покачал головой Шутов. – Приют закрывается.
– Как закрывается?
Шутов посмотрел по очереди на каждого, кто задал этот вопрос, и понял одно – они ему не верят.
– У нас больше нет подопечных, – попытался пошутить майор.
– Но они непременно появятся, – заверила его Кира Алексеевна.
– А пока, если нужно, я могу изображать галактического сироту, – предложил шкребень.
– Без меня, – провел перед собой пальцем Шутов. – Пока все тихо, я отбываю на Землю.
– Но вы нужны нам, – сказала Кира Алексеевна и с досадой прикусила губу.
– Боюсь, я выработал свой ресурс в должности директора Галактического сиротского приюта, – улыбнулся ей Шутов. – Знаете, что я вам скажу…
Он хотел сказать очень многое, но не успел сказать ничего.
На стене щелкнула мембрана внутренней связи.
– Внимание, торговый корабль варнаков просит принять адресованный нам груз! – отрапортовал техник-инженер Скворцов.
– Что еще за варнаки? – недовольно спросил Шутов.
– Понятия не имею, – ответил Скворцов. – Контейнер с грузом направляется к третьему шлюзу.
– Что за груз?
– Тринадцать малолетних беспризорников, тайно проникших на корабль варнаков, когда его разгружали на пересадочной станции Раткар-3.
Взгляд Шутова сделался безнадежно грустным. Майор засунул руки глубоко в карманы куртки, втянул голову в плечи, весь сжался, точно кулак, и…
Он так и не понял, улыбнулась Кира Алексеевна или ему это только показалось.
– Принимайте найденышей, Кира Алексеевна, – распорядился директор приюта. – Если понадоблюсь, я у себя в кабинете.