Форточка с видом на одиночество (сборник)
Шрифт:
Это был самый вкусный кофе, который я когда-либо пил.
Однажды я застал Вадика за мытьем холодильника. Он занимался этим с упоением, скрупулезно добиваясь хирургической чистоты.
Помню, мне захотелось немедленно отправиться домой и хорошенько отдраить свой.
Я не видел, как Вадик промывает себе кишечник, но когда он выходил из ванной с опорожненной трехлитровой клизмой в руках и с необычайно одухотворенным, светящимся выражением лица, мне хотелось немедленно поставить себе клистир.
В детстве я казался себе взрослым. Чем старше я становлюсь, тем больше чувствую себя ребенком.
Мне
Все вокруг знают, как надо жить.
Похоже, я один ничего в этом не смыслю. Любой может подсказать, как нужно проживать годы, как правильно относиться к тому, что происходит в твоей судьбе, дать полезный совет.
Как будто все получают по факсу какие-то божественные релизы. А в моем – закончилась бумага. И вот теперь все в курсе, а я нет.
Но меня не оставляет смутная надежда. Надежда, что рано или поздно все как-то образуется. Мне очень хочется, чтобы пришел какой-нибудь человек и сказал, что теперь все у меня будет хорошо. Причем он должен это сказать не из желания утешить, как-то успокоить меня.
А абсолютно беспристрастно, с чувством исполненного долга, утирая пот со лба. Что-то он должен сделать, где-то там изрядно потрудиться над решением моих проблем, прийти и отчитаться. Такой должен быть человек. Не то чтобы Бог. И даже не женщина. Скорее, он представляется мне в образе доброго сантехника, устранившего некий затор в трубе или течь в унитазном бочке. И теперь уставший, почти обессилевший он говорит, что все проблемы позади и меня ждет новая, сияющая жизнь. Он даже готов выписать гарантийный талон на несколько счастливых лет.
А бывает, пройдет целый день, и во всех его двадцати четырех часах не найдется ни одной счастливой минуты! Очень много в моей жизни таких дней. И сегодня, мне показалось, был такой же. Но…
Почти сутки я не смотрел на себя в зеркало, а к концу дня взглянул на отражение и понял, что соскучился.
Лето вплотную приблизилось к осени, обнажая отдельные ветки на еще зеленеющих деревьях и «плечики» в ряду теплых вещей в моем гардеробе. А роман так и не сдвинулся с мертвой точки.
В нынешнем бабьем лете мне не хватает ни баб, ни лета.
Странное дело: вот уже несколько недель, как я не слышал густого баса в своей телефонной трубке. Куда он подевался? Я так к нему привык, что начал беспокоиться.
Вадик Соломонов рассказывал мне об определенном типе язвенников, которые, излечившись от мучавшей их долгие годы болезни, испытывают даже некоторое сожаление по этому поводу. Они так свыклись со своей вечной спутницей! Они подстраивались под ее настроение, прислушивались к ней, как к живому существу. И вдруг язвы не стало.
Вот не звонит густой бас, и выходит так, что даже послать меня некому.
А когда ты один и вдруг заболит сердце, а металлическая дверь накрепко заперта изнутри, вот и приходят такие мысли, что найдут тебя только по запаху. Как говорят патологоанатомы, «с далеко зашедшими гнилостными изменениями».
Один пенсионер забивал «козла» во дворе своего дома с соседями. Стукнул костяшкой по столу с возгласом «Рыба!» – и «склеил ласты». Что-то с сердцем.
Хорошо умереть так, на свежем воздухе, ранней весной, скоропостижно. «Рыба!» – и баста. Что за рыба? Последнее, что слетело с его губ, – не проклятье, не благословение, не тайна зарытых где-то сокровищ, не клич, не покаяние – «рыба». Хорошо. Хочется, чтобы меня отвезли на кладбище еще относительно свеженьким. И вот заболело сердце и такое, знаете, полуобморочное состояние накатывает время от времени. Обратился к врачу. Назначили холтеровское мониторирование: на пояс прицепили металлическую коробочку, вроде плеера, от которой тянутся к сердцу проводки с датчиками. Сутки не снимать и вести дневник! Ходил по городу с этими проводками и чувствовал себя вывернутым наизнанку. Аритмия моего сердца сливалась с тахикардией города, с его тяжелой транспортной одышкой, тромбозом автомагистралей… Я шел по улице домой и думал о том, что человеческий организм достаточно надежно устроен. И сердце в частности. Взять, к примеру, холодильник или кофеварку, – разве они прослужат семьдесят лет? Телевизор, компьютер, автомобиль, самолет… Никакие высокие технологии не позволяют добиться такой высокой износостойкости, такой долговечности в течение всего жизненного цикла, на какую способен только живой организм безо всяких там расходных материалов, капитального ремонта… И это при том, что электрический чайник, например, устроен совсем примитивно, но и он ни за что не прослужит столько, сколько может прослужить селезенка или гипоталамус. Хотя сделаны они из менее прочных материалов. Просто в голове не укладывается, как это все работает.
Так можно и в Бога поверить!
Но, несмотря на это, надо бросать курить. Хотя легкие, конечно, тоже хорошо устроены. Но лучше не испытывать судьбу. А что значит бросить курить? Изменить привычки, образ жизни… Тогда это буду уже не совсем я. Мне не нравятся некурящие мужчины. Они как-то неприятно пахнут и вообще… Мне больше симпатичны заядлые такие курильщики с желтыми от никотина зубами и пальцами, с застарелым простатитом и хронической язвой луковицы двенадцатиперстной кишки. Мне нравится курить. А в жизни так мало удовольствий.
Вадик Соломонов порывался отвести меня в палату интенсивной терапии, чтобы я посмотрел на то, что меня ждет, если не брошу курить. Но я наотрез отказался от того и от другого (в смысле от того, чтобы бросить курить и идти в палату интенсивной терапии).
Я надеюсь, что скоро ученые сделают какое-нибудь открытие о пользе курения. Или кто-нибудь изобретет совершенно невредные сигареты. Может, даже очень полезные.
Придя домой, я открыл дневник, который мне велел заполнять доктор, и написал:
11.00–12.30 – ходил по городу.
Это хорошая идея – вести дневник. Вдруг это поможет написать роман? С другой стороны, странное начало для романа:
11.00–12.30 – ходил по городу.
Тут позвонил Игорь Крылов. Сказал, что нам надо встретиться, что у него есть ко мне важное дело.
Я очень обрадовался. Не так часто мне звонят вообще и VIP-персоны в частности.
Он сказал:
– Приходи через час в синагогу.
Я спросил:
– Игорь, а там есть металлоискатель?
– Где? – удивился он.
– В синагоге.
– А что?
– Будет скандал. У меня пояс шахида, – сказал я, – я весь в проводах. Меня туда не пустят. Вызовут милицию. Будет скандал.
– Какой пояс? Что ты несешь?
Я объяснил про холтеровское мониторирование.
Он сказал:
– Ладно, хорошо. Я через пару часов буду на «Мосфильме». Приезжай туда.
– Идет.
– Нет, – спохватился Игорь. – Там тоже металлоискатель. Ладно, хорошо. Наберу тебя позже. Не болей, – и повесил трубку.