Форточница
Шрифт:
И объясните мне, зачем на шапку вешаются шарики из меха? Когда наша Эверест гордо вышагивает по улице, шарики, болтающиеся на ниточках на её шапке, такие тынц-тынц-тынц…
Эвелина Захаровна похожа больше не на директрису, заступницу сиротских душ, а на охотницу за норковыми мошонками. Ой. Что-то меня распирает от «любви» к этой женщине. Мне никогда не понять такого извращения с меховыми шариками. И ради этого убивают животных.
В общем, не Эверестом её надо было прозвать, а Снежной Коров… Нет, не так. Эвелиной-истребительницей
Эх, оставайся же ты Эвелиной Захаровной, так уж и быть. Только меня больше не трогай и пальцем своим сарделькообразным с нанизанными на него двумя золотыми колечками мне не грози. Не то я меховые шарики-то тебе поотрываю, останешься без трофеев.
***
Если Эверест думала, что, испепеляя меня презрительными взглядами, как-то пристыдит меня, то она глубоко ошибалась.
«Слова-слова, одни слова…» – мысленно напевала я, когда вспоминала её угрозы.
Никуда меня не перевели. Скалолазания не лишили. В чулан или изолятор не посадили. Живём!
Только вот вход в дом малютки мне был заказан. Таня с Машенькой ходили туда без меня. А я тосковала в своей комнате и питала надежду, что история эта вскоре забудется.
Может, сторож, которой Галина Николаевна строго-настрого велела не пускать меня, уволится, а новая не будет знать меня в лицо? Всякое же бывает… Или через крышу буду ползать, по пожарной лестнице. Не то как там Аришка без меня?
***
На удивление, Нина Алексеевна и Алёна Евгеньевна встали на мою сторону. Нет, конечно, они обе пожурили меня и сказали, что так делать нельзя, но в их глазах я осталась доброй девочкой.
Только от их отношения обе директрисы – та, у которой туго завязан пояс, и та, на которой пояс не сходится, – не перестали смотреть на меня, как на врага народа.
А Эверест зачем-то вызвала меня к себе ещё раз. Наверное, накопила в своей хищной пасти новых пакостей и решила излить их на меня. Срочно, пока не забыла.
У меня в этот день как раз не было тренировок по скалолазанию, и я сразу после уроков вернулась в детдом. На свою голову.
***
Захожу я в директорский кабинет, а там… Сидит Костя, тот самый, что сдал меня в детдом. Весь такой благородный, с иголочки одетый в серо-голубую рубашечку и пиджачок. У-ух! Аж бесит!
Обида разъедающей кислотой всколыхнулась у меня в душе.
«Сидят двое, – комментировал мой внутренний ворчун. – Обманщик и жирная Эверест. Чаёк попивают…»
А дальше, клянусь, всё случилось как-то само. Моя рука схватила Костину чашку, и обжигающе горячий чай оказался на его физиономии.
– Ай! – вскрикнул он.
– Ненавижу тебя! – от всей души выпалила я. – Ненавижу! Гори в аду, козёл!
Костя закрыл руками лицо и отвернулся. Видимо, в чашке был кипяток, раз его так перекосило.
– Константин Николаевич, о господи! – трагически воскликнула Эвелина Захаровна и подскочила к нему с невесть откуда достатым полотенцем. – Сильно обожгло? За стенкой есть туалет с раковиной. Сходите ополосните лицо. Авось, обойдется без ожогов.
И Костя, выставив одну руку вперёд, чтоб никуда не врезаться, вышел.
– Ты что творишь, маленькая дрянь?! – грозовой тучей нависла надо мной Эверест. – Пшла вон, паршивка неблагодарная! – прошипела она. – Мерзавка!
Меня не нужно просить дважды. Я вымелась вслед за Костей и припустила по коридору со всех ног.
«Ой-ёй, – напряглась моя филейка. – Дело-то пахнет жареным. После такого точно будут бить. Спасай меня!»
Да уж. Вытворяет буйная голова, а получает за это попа.
Но ничего. Пусть эти взрослые знают, что Наташа не на помойке себя нашла. И даже если на помойке, то не им меня судить.
***Я влетела в комнату, торопливо захлопнула дверь и вжалась в неё.
На своей кровати полулежала Таня с Машенькой в одной руке и учебником в другой. Малышка с упоением посасывала мамину грудь.
– Ты чего опять? – удивилась моя соседка.
– Хана мне, – выдала я. – Короче, если что, меня нет, – с этими словами я шмыгнула под кровать.
– Если что – это что? – не поняла Таня.
– Прикрой меня. Потом расскажу.
Пролежала я, как дурочка, под кроватью минут пять, и уже собиралась вылезти, как в дверь постучали.
«Вряд ли это Эверест. Та вломилась бы без стука, а от топота её ног случилось бы землетрясение. Нина Алексеевна стучится по-другому. Значит, это… Ох, нет! – догадалась я. – Мало ему было кипятка…»
Таня оторвала Машеньку от груди и застегнула халат.
– Кто там? – крикнула моя соседка с кровати.
Дверь плавно открылась, а я из своего тёмного подкроватного уголка увидела мужские ботинки.
– Константин Николаевич, здравствуйте! – пропищала слащавым голоском Таня.
«Да твою ж налево… Явился», – выругалась я про себя.
– Где Наташа? – спросил он.
– Э-э… Наташа? – затупила моя соседка. – Э-э… Да нет её вроде бы…
Вот запустить бы в неё тапкой! Что значит «нет вроде бы»? Н-ну Таня! Если этот козёл сейчас под кровать заглянет, быть войне! Фанатка хренова…
– Вроде бы? – переспросил Костя.
– Д-да, точно нет. Я не знаю, где она, – наконец-то выдала соседка что-то более-менее убедительное.
– Ясно. Тогда передай ей… – он нервно вздохнул и передумал. – Нет, ничего не передавай, – и вышел.
Дверь захлопнулась, за ней послышались удаляющиеся шаги.
– Нат-таш-ша… – медленно произнесла Таня. – Эт-то ч-что с ним?
– Я тебе так скажу, – очень важно ответила я, вылезая из-под кровати. – Сочтены мои деньки здесь.
– Э-э, ты объяснишь, что случилось или как? – теряя терпение, потребовала моя соседка.