Форвард платит за всё
Шрифт:
— Хрипатый голос? — спросил Лобов.
— Да, — кивнул Знобишин и взглянул искоса на Лобова, но тот смотрел в окно. — Еще он сказал, чтобы шведа этого я не искал. Они, мол, сами его найдут и отдадут. А я чтоб пакет по этому адресу отнес, сказал еще хрипатый, что это рядом с отелем нашим будет, так и оказалось...
— Во дворике ждали или в коридоре? — спросил Лобов.
— В патио этом, во дворике. Потом через другую дверь тот вышел, и я за ним...
Знобишин замолчал.
— Все? — спросил Лобов.
— Все... — пожал плечами Знобишин.
— Ладно! —
— И ты пойми, я ведь ни сном ни духом. Они сестру грозили изнасиловать... — шептал ему в ухо Олег.
— Я сказал: о разговоре никому! повторил Лобов. — Понял?
— Понял! — с готовностью и облегчением проговорил Олег. — А если что — сигнализировать?
— Если что — сигнализируй! — усмехнулся Лобов. — Только без паники!
— Понял! — бросив подозрительный взгляд в сторону, сказал Знобишин.
Лобов тоже осмотрелся. И вдруг заметил, что в их сторону поглядывает массажист.
Когда они проезжали мимо стадиона «Висенте Кальдерон», Кармен сказала:
— Пригласила бы тебя не «Барселона», а мадридский «Атлетико», ты бы тренировался и играл на этом стадионе. Отсюда пять минут до нашего дома.
И действительно: через две минуты они пересекли реку Манзанарес, а еще через три Кармен затормозила возле двухэтажного каменного дома с жалюзи на окнах. Перед входом — небольшой зеленый палисадник и рядом въезд в гараж.
— Такой дом здесь — целое состояние, — пояснила Кармен, поставив машину перед воротами гаража. — Я не буду заезжать, тебя ведь придется отвезти? — Она заглянула в лицо Алексею с надеждой, но он ничего не ответил, и она продолжила, выходя из машины: — Нам бы никогда на него не скопить. Он достался маме по наследству от ее бабушки, мама ведь выросла в нем. Мы, правда, сделали ремонт, но еще не до конца. Мама хочет поставить ограду, однако здесь, в этом районе, это не принято. Тебе нравится?
— Эти жалюзи на окнах похожи на внутренние ставни, какие бывают у нас в Приднепровье, — сказал Алексей.
— Неужели?! — обрадовалась Кармен. — А я и не знала!
Она открыла входную дверь, зажгла свет, и из прихожей они вошли в пустую длинную комнату.
— Здесь будет столовая, а пока мы едим на кухне.
Кармен на минутку заскочила туда, оставила пакет с провизией и вернулась. Они снова прошли через прихожую.
— Вот эта лестница, — Кармен показала на деревянную винтовую лестницу в дальнем конце прихожей, — ведет наверх. Там четыре спальни. Одна — для гостей. — Она снова пристально посмотрела на Алексея, и снова он промолчал. — А это гостиная.
Они вошли в большую квадратную комнату с камином.
— Это осуществившаяся мечта отца. Он проводит здесь все свободное время. Камелек горит, правда, пока горелка газовая, но отец мечтает переделать на дрова. Смотрит все время телевизор, курит трубку и попивает вино. Садись!
Алексей устало опустился в глубокое мягкое кресло, Кармен достала из бара бутылку вина, графин с водой и лед, поставила на журнальный столик.
Тебе
— Алексей кивнул.
— В Москве мама так часто рассказывала об этом доме, что, когда мы с отцом впервые вошли в него, нам показалось: мы здесь уже бывали, — говорила Кармен, наполняя бокалы. — До сих пор не могу привыкнуть к тому, что теперь Мадрид — моя родина. Ведь это и правда родина, хотя я и родилась в Москве. Все говорят: здесь жили твои предки, значит — это твоя родина. А я чувствую, что моя родина — Москва. Как Шукшин писал — малая родина. Вот себя и утешаю: Испания — пусть моя большая родина, а Москва — малая...
— Будь счастлива, — сказал Алексей. Они чокнулись и отпили по глотку.
—...Неделю назад была у Исабель на дне рождения. Сидели, вспоминали Москву, тебя. Будинский напился, тоже стал выспрашивать о тебе... Представляешь, Исабель на днях открывает его дипломат, а он весь набит пачками долларов. Она перепугалась, а он уверяет, что доллары не его, какого-то американца, который открывает здесь фирму. Но ведь американцы вообще сейчас ездят без денег, только с кредитными карточками. Ясно, что Виктор врет. Исабель боится, что он связался с какой-то мафией... Говорит, что виллу скоро купит на море, яхту...
— Что ж она не спросит, на какие деньги? — заинтересовался Лобов.
— Здесь, как вообще на Западе, не принято говорить о доходах и вмешиваться в мужские дела. Он это быстро усвоил. В общем, твердит, что у него дела с американцами... А тут завелся, чтобы я привела тебя к ним. Пристал, как банный лист.
— Зачем? — не понял Лобов.
— Не знаю... Правда, Исабель очень хочет тебя видеть, — Кармен улыбнулась. — Она мне призналась, что тоже была в тебя влюблена, но скрывала, чтоб мне не помешать... И без нее нашлось, кому помешать...
— А Будинский официально где-то служит?
Да нигде, — усмехнулась Кармен. — То переводчиком пристроится, то гидом в экскурсионное бюро. Мадрид, надо признать, изучил до последнего переулка, а вот язык — не очень-то. Все какие-то дела проворачивает и всегда только и говорит о своих успехах. Отец мой его терпеть не может: чтоб этот скользкий тип к нам больше не приходил — так и сказал. Но теперь-то они не скоро и выберутся, с маленьким-то... О чем ты думаешь?
— Да так...
— Как Юра с Машей?.. Очень тяжело, да?..
— Конечно...
— Кармен подошла к нему, прижала к себе его голову, провела рукой по лицу.
— Я умею боль снимать. У тебя голова не болит?
— Мне надо в отель вернуться, — неожиданно сказал Лобов.
— Кармен отошла от него.
— Прямо сейчас? — робко переспросила она. — И родителей не дождешься?
— Да... — Лобов поднялся. Мы можем где-нибудь по дороге в Москву позвонить?
— По-моему, на площади Испании есть пункт...
Телефонистка соединила его с Москвой, и он сам набрал номер Вершинина. Кармен заплатила за разговор и знаком показала, что будет ждать его в машине. К телефону в квартире Вершинина подошла его мать.