Фотофиниш. Свет гаснет
Шрифт:
– Полагаю, тебя ждет что-то в этом роде.
– Я не позволю ей смотреть на картину, пока не закончу, а если она устроит скандал, то ее другу незачем покупать полотно. Я не стану делать только одного, – спокойно сказала Трой. – Я не стану угождать ей и соглашаться на какие-то дурацкие переделки. Если она окажется человеком такого сорта.
– Мне кажется, что она вполне может оказаться такой. Как и он.
– То есть он считает, что если уж он вступает в игру, то должен получить что-то в обмен на свои деньги? Кто он – англичанин? Новозеландец? Американец? Австралиец?
– Понятия не имею. Но мне не очень хочется, чтобы ты была его гостьей,
– Вряд ли я могу предложить ему самостоятельно оплатить дорогу. Может быть, – предложила Трой, – мне следует снизить цену на работу, учитывая предоставляемый кров и стол?
– Отлично.
– Если там соберутся любители покурить травку, или еще что похуже, я всегда могу сбежать в свою прекрасную комнату и запереться на все засовы.
– А с чего это в твоей хорошенькой головке возникла идея о марихуане?
– Не знаю. А ты, случайно, не предполагаешь, что оперная дива принимает наркотики?
– Ходят смутные слухи. Возможно, ошибочные.
– Вряд ли бы он стал приглашать тебя, если бы она была наркоманкой.
– О, – беспечно сказал Аллейн, – их бесстыдство не знает границ. Я напишу вежливый ответ с сожалениями и пойду на работу.
Зазвонил телефон, и он ответил на звонок тем неопределенным тоном, которым, как знала Трой, говорил с представителями Скотленд-Ярда.
– Я буду через четверть часа, сэр, – сказал Аллейн и повесил трубку. – Помощник комиссара, – объяснил он. – Что-то задумал. Я всегда это знаю, когда он начинает разговаривать со мной будничным тоном.
– А что именно, как думаешь?
– Кто знает. Судя по всему, что-то неаппетитное. Он сказал, что это не особо срочно, но я к нему зайду, потому что говорил он как-то тревожно. Мне пора. – Он направился к двери, взглянул на жену, потом вернулся и взял ее лицо в ладони. – Хорошенькая головка, – повторил он и поцеловал ее в макушку.
Через пятнадцать минут помощник комиссара принял его в свойственной ему манере, к которой Аллейн уже привык: словно он был каким-то сомнительным экземпляром, который требуется внимательно разглядеть при плохом освещении. Причуд у помощника комиссара было так же много, как и ума – и это еще мягко сказано.
– Привет, Рори, – сказал он. – Доброе утро. Трой в порядке? Хорошо. – (Аллейн не успел ответить.) – Садись, садись. Да.
Аллейн сел.
– Вы хотели меня видеть, сэр?
– Ну, вообще ничего такого особенного. Читал утренние газеты?
– «Таймс».
– А пятничный «Меркьюри»?
– Нет.
– Просто интересно. Вся эта чушь с газетным фотографом и итальянской певицей, как там ее?
После короткой паузы Аллейн сказал деревянным голосом:
– Изабелла Соммита.
– Да, она самая, – согласился помощник комиссара, любивший притворяться, будто не запоминает имен. – Забыл. Этот парень снова принялся за свое.
– Он очень настойчив.
– В Австралии. В Сиднее, кажется. Оперный театр там, так ведь?
– Да, есть там такой.
– На ступеньках во время какого-то торжества. Вот, взгляни.
Он подтолкнул к инспектору газету, сложенную так, чтобы была видна фотография. Она и в самом деле была сделана неделю назад, летним вечером на ступеньках Сиднейского оперного театра. Соммита, одетая в платье из казавшейся золотистой ткани, стояла среди самых высокопоставленных лиц. Она явно не была готова к снимку. Фотограф щелкнул затвором раньше времени. Ее рот снова был широко открыт, но в этот раз казалось, будто она орет на генерал-губернатора Австралии или нелепо визжит от смеха.
1
Дородный (фр.).
Аршинный заголовок гласил: «ДА КТО ТЫ ТАКОЙ?!»
Фотограф, как обычно, подписался «Филином»; фото по договоренности скопировали из какой-то сиднейской газеты.
– Полагаю, – сказал Аллейн, – это станет последней каплей.
– Похоже на то. Взгляни вот на это.
Это было письмо, адресованное «Главе Скотленд-Ярда, Лондон», и написанное за неделю до полученных Аллейнами приглашений на плотной бумаге, снабженной витиеватой монограммой I. S., которую щедро переплетали стебли и листья. Конверт был больше, чем те, что получили Аллейны, но из той же бумаги. Письмо занимало две с половиной страницы и оканчивалось гигантской подписью. Аллейн заметил, что напечатано оно на другой машинке. Адрес – шато «Австралазия», Сидней.
– Комиссар переслал его сюда, – сказал помощник комиссара. – Вам стоит его прочесть.
Аллейн так и поступил. Напечатанная на машинке часть письма просто сообщала получателю, что автор надеется встретиться с одним из его сотрудников, мистером Аллейном, в Уэйхоу Лодж, Новая Зеландия, где миссис Аллейн будет писать заказанный ей автором портрет. Автор указал предложенные даты. Получатель, без сомнения, в курсе возмутительного преследования… – далее шли уже знакомые ему строки. Целью ее письма, говорилось в заключительной части, стала надежда на то, что на мистера Аллейна будут возложены все полномочия на то, чтобы расследовать это возмутительное дело, и засим она остается…
– Боже правый, – тихо пробормотал Аллейн.
– Там еще есть постскриптум, – заметил помощник комиссара.
Постскриптум был написан от руки и выглядел вполне ожидаемо: с огромным количеством восклицательных знаков и двойными и тройными подчеркиваниями, по сравнению с которыми письма королевы Виктории показались бы образцом холодной сдержанности. Автор письма постепенно уклонялась от темы и переходила на бессвязный текст, но общий смысл был таков: если «Глава Скотленд-Ярда» вскоре не предпримет каких-либо действий, то он один будет виноват в том, что карьера автора письма окончится катастрофой. Далее она в беспамятстве молила на коленях, а затем огромными буквами оставалась «искренне Вашей Изабеллой Соммита».
– Излагайте, – пригласил помощник комиссара, склонив голову набок. Он вел себя необычно. – Комментируйте. Объясните своими словами.
– Могу лишь предположить, что письмо напечатал секретарь, который посоветовал проявить сдержанность. Постскриптум, похоже, полностью писала она, в состоянии исступления.
– Трой действительно собирается писать портрет этой дамы? А вы намерены отправиться в самовольную отлучку?
Аллейн сказал:
– Мы получили приглашения сегодня утром. Я собирался отказаться, когда позвонили вы, сэр. Трой принимает приглашение.