Фотограф. Цикл рассказов
Шрифт:
В общем-то я предполагал, что в сумке находится нечто увесистое и твердое, но о снайперской винтовке, пусть и в разобранном виде, я, честно говоря, не подумал. Как не подумал и о двух пистолетах, скорее всего, иностранного производства. Все это аккуратно было завернуто в штаны и рубахи. А сверху тоже лежало барахло, давно не стиранное, отбивающее всякое желание в нем копаться.
– Все на месте, – радостно сказал Миша, взглянув на меня при этом почему-то без особой симпатии.
– Никто не притрагивался? – Голос прозвучал справа, и я с трудом повернул голову, чтобы увидеть говорившего.
Этого человека можно было назвать полной противоположностью потрепанного и облинявшего Миши. Во-первых, он был моложе, вряд ли ему перевалило за тридцать пять, во-вторых, явно крепче и по внешнему виду, и по уверенному острому взгляду, который он бросил на меня. Словом, именно этот человек с резкими чертами лица и скрипучим голосом был здесь главным, о чем свидетельствовало и суетливое поведение Шабанова, и почтительное молчание пижонистого блондина, стоящего за моей спиной.
– Все абсолютно так, как я укладывал, – с готовностью заверил Шабанов. – По-моему, он даже замок не расстегивал.
– Смотри, Сова, не ошибись, – главарь холодно глянул уже на подельника. – Второй ошибки я тебе не прощу.
– Ну что ты в самом деле, Николай. Кто мог подумать, что этот лох способен украсть сумку. Да и распили мы всего бутылку. Наверняка он, гад, что-то мне подсыпал.
В общем, насколько я понял, история была самая банальная, типично железнодорожная. Миша с Васей познакомились на вокзале и, чтобы скоротать время, раздавили бутылку водки, а возможно, и не одну, после чего Миша слегка прикемарил, а когда очнулся, то рядом не было ни Васи, ни сумки. Причем я не исключаю, что Вася даже не был вором, а сумку просто прихватил по ошибке, спьяну посчитав своей. В пользу этой версии говорил тот факт, что он эту сумку забыл в вагоне, на этот раз посчитав, и совершенно справедливо, чужой. Откуда же бедному пьяному Васе было знать, что некая банда прикупила для каких-то темных дел три ствола и с помощью ротозея Миши пыталась перебросить их в нужное место.
– Я ведь как очнулся, так сразу вам позвонил и приметы этого лоха передал. Он ведь в наш город ехал.
– Ты меня не серди, Сова, – скосил злые глаза на подельника Николай. – Ты нас всех подставил. Окажись на месте этого парня какой-нибудь крохобор, мы бы сейчас уже на нарах куковали. Или проводница передала бы забытую пассажиром сумку в милицию.
– Но вы же опросили проводницу, – обиженно прогундел Миша, который и круглыми глупыми глазами, и чуть загнутым книзу носом как нельзя более оправдывал свое прозвище.
– Опросили! – возмущенно вскрикнул пижонистый блондин. – Да мы сутки глаз не смыкали. Этот лох так ничего и не сказал. В крови пришлось по твоей милости измараться.
– Зря, – подал я наконец свой голос. – Зря убили Васю. Он ведь даже и не понял спьяну, что украл эту сумку. И меня зря схватили, я же эту сумку нес гражданину Шабанову. Вручил бы и сумку, и паспорт, все как положено. Получил бы от него спасибо и забыл бы навсегда о существовании Миши Шабанова.
– Все так, уважаемый Веселов Игорь Витальевич, – отозвался Николай, задумчиво разглядывая лежащие на столе документы, паспорт и военный билет, по всей видимости вытащенные расторопными подручными из моего кармана. – Но никто нам не мог дать гарантии, что ты предварительно не заглянул в сумку и не известил ментов о ее содержимом. Либо не обратился к расторопным людишкам с целью нас выследить и сорвать возможный куш. Я, кстати, и сейчас в тебе до конца не уверен, хотя пока вроде бы все тихо. Вот я и организовал это нападение наркоманов на одиноко бредущего по подъезду путника. При нужде нападение можно было бы списать на самую обычную драку. К тому же Шабанов в той квартире давно уже не живет, он там только прописан. В общем, тебе крупно не повезло. Обстоятельства сложились не в твою пользу, сержант. Не надо было тебе брать у проводницы эту сумку, герой-десантник. Глядишь, и прожил бы оставшуюся жизнь в покое и радости.
Миша Шабанов глупо хихикнул и за свое поведение получил выговор от склонного к философскому осмыслению действительности начальника:
– Закрой рот, Сова. Из-за твоей дурости приходится отправлять на тот свет ни в чем не повинных людей.
Мне почему-то не себя стало жаль, а Васю. Возможно, виной тому был удар по голове, возможно, врожденный гуманизм, от которого меня не излечила даже война. Но мне казалось, что пьяница Вася не заслужил такой нелепой и страшной смерти. И еще меньше такой смерти заслуживал я. Если честно, то мне стало страшно. Я очень даже хорошо понимал, что с такими замороженными глазами, как у этого Николая, не шутят о смерти. Мне и прежде доводилось встречать таких людей. Садистами их назвать, пожалуй, нельзя, ибо вряд ли чужая боль доставляет им наслаждение. Просто они существуют по другую сторону добра и зла. А побудительной причиной их действий скорее всего является власть над чужими жизнями. Пустъ даже если это жизни таких ничтожеств, как Сова или этот пижонистый блондин с повадками обласканной паханом шустрой шестерки.
– Я ведь ме зверь какой-нибудь, сержант, – теперь Николай обращался уже непосредственно ко мне. – Мне жаль тебя убивать, тем более что ты ни в чем передо мной не провинился. Просто так карта легла. Войди и ты в мое положение. Ну не могу я вот так просто взять и отпустить тебя. Это все равно что удавку себе на шею накинуть, а конец ее тебе в руки отдать. Захочешь – задушишь, не захочешь – пощадишь. А у меня обязательства перед людьми.
– Да ты что, Николай? – вякнул из угла сконфуженный Сова. – Он же нас продаст. Да я его своими собственными руками… Только скажи.
– Молчи, Миша, – строго сказал главарь. – Это не твоего ума дело. Я буду решать.
Он, конечно, рисовался и передо мной, и перед Митей, и перед преданно сопевшим над моим ухом блондином. Ему приятно было осознавать свою власть большого сильного кота над попавшей в беду мышью, и он просто не мог отказать себе в удовольствии поиграть с нею. Для меня это был шанс, хотя, возможно, шанс призрачный. Очень трудно противостоять трем физически крепким и вооруженным мужикам в одиночку, да еще со связанными за спиной руками. А руки у меня были связаны крепко, настолько крепко, что я их практически уже не чувствовал.
– Из патового положения у тебя есть только один выход, десантник.
– И что это за выход?
– Винтовку видишь? Ты ведь стрелял из таких? – Ну допустим.
– Выстрелишь еще один раз. Только один. И ты свободен.
– Да ну… – протянул было Сова.
– Заткнись, – последовал в его сторону короткий приказ.
Дураком этот Николай в любом случае не был. Выстрел из винтовки вязал меня по рукам и ногам крепче веревки. А пуля, посланная мною в чужую голову, становилась надежнейшим кляпом для моего рта.
– Я солдат, а не убийца.
– Я тебя понимаю, сержант: убивать людей для нормального человека не такая уж приятная работа. Давит на психику. Но ведь и ты не красная девица. И уже убивал на войне. Даже медаль за это получил, судя по записи в военном билете, – «За отвагу».
– Я выполнял приказ.
– Понимаю. Но ведь и жизнь свою тем самым спасал. Не убьешь ты – убьют тебя. На войне, как на войне. Я предлагаю тебе то же самое. А чтобы совершенно успокоить твою совесть, я скажу, что убивать придется чеченца. Понимаешь, чеченца. Врага! И в обмен на его жизнь ты получишь свою. Для тебя это будет еще один день войны, и только. Ты ведь убивал их из засады, сержант. Так убей еще и этого. Вот, полюбуйся, он здесь на фотографии.