Фотограф
Шрифт:
– Молчу-молчу! Просто это такое счастье! Я теперь не буду одна в этом вашем тестостероновом братском царстве!
Она продолжала что-то весело щебетать, а я лежала и глупо улыбалась. Он ведь точно назвал меня “милой”! В этот раз я слышала четко. Это было так приятно слышать, особенно сейчас, когда на душе было так отвратительно. Меня так не называл никто – ни Эрик, ни Егор. Хотя Егор… между нами ведь вообще толком ничего не было, кроме моих ночных фантазий… Которые были всегда такими яркими и такими настоящими, что… могли бы быть правдой… если
А сейчас? С Никитой?
Я закатила глаза от собственных мыслей. Что за ерунда лезла в мою голову? То фантазии, то Никита… но вот его я представить в этих фантазиях никак не могла. Егора – запросто, а его – нет. Возможно, потому что это Егор меня тогда фотографировал, перед ним я стояла в трусах и в одной футболке, от его взгляда так выпирали… вершинки груди… я прикусила губу, вспоминая это ощущение… и ведь это на его постели я сейчас лежала, и именно его запах – тревожно-возбуждающий – окружал меня сейчас. Если бы он оказался здесь… если бы вдруг как-то так вышло, что мы остались бы с ним одни и если бы он захотел… то я бы захотела тоже.
Я… я уже хотела. Я засунула пальчики в трусы и почувствовала приятно-привычную влагу. Сердце ускорило свой темп, а воображение позаботилось об остальном. Пальцы Егора или мои – не так важно. Я ласкала себя, задевая комочек, который хотелось задевать ещё и ещё. И я решила… почему бы и нет… я сосредоточилась только на нем и раздвинула ноги пошире. Мне хотелось… я чувствовала, что у этого ощущения будет концовка, что своими действиями я наконец-то к чему-то приду. Что если помогать себе второй рукой… и если представлять Егора здесь… над собой… и… в себе… то…
Сквозь пелену возбуждения я услышала, как где-то в коридоре щёлкают замки входной двери, а затем… затем раздался голос, так нужный мне сейчас – голос Егора:
– А вот и мы! Не ждали?
В это самое мгновение я и взорвалась. Это и впрямь был настоящий взрыв, волной разошедшийся по телу, заставивший меня зажмуриться и, кажется, даже застонать. Этот жар, это пламя, эти волны накрывали меня вновь и вновь – ведь я не убирала пальчики и продолжала слегка двигать ими. Мне казалось, что от этого ощущения можно стать зависимой и даже… становились вполне понятными действия девушек в ту злополучную пятницу. Если им доставляли такое удовольствие, то я бы… я бы тоже хотела. Я бы хотела ещё и ещё… и наверняка Егор умел делать так же или… или даже больше…
Краем сознания я слышала разговор и приближающиеся шаги, но... я продолжала бездумно ласкать себя пальчиками, посылая по всему телу одну сладкую волну за другой. Я уже просто не могла остановиться и… и не хотела. Мой пострадавший от удара мозг совсем поплыл от удовольствия, и мне уже даже хотелось, чтобы Егор вошёл в комнату, чтобы увидел меня такой, чтобы… может быть даже, чтобы он наконец воплотил в реальность мои фантазии…
Дверь в комнату распахнулась, и я увидела… нет, не Егора! Сердце испуганно замерло, а глаза не моргая смотрели на красивого мужчину. Вид его был сначала грозным, а потом – пока его взгляд путешествовал по моему телу – всё более удивленным.
Потому что ведь я… я лежала без одеяла! С широко раздвинутыми ногами! С пальцами в трусиках!
Я судорожно выдохнула и дернулась за одеялом.
Егор
– А вот и мы! Не ждали? – воскликнул я, входя в квартиру.
С кухни доносилось шкворчание сковороды и вкусные запахи. Вскоре оттуда выглянул Никитос и посмотрел на нас с командосом с облегчением:
– Рад вас видеть! Живыми и все такое.
– Где моя жена? – привычно взял быка за рога Костяныч.
– Отдыхает.
Мелкий махнул рукой вглубь квартиры, и командос, как истребитель, рванул прямо в спальню.
– Не туда! – крикнул ему вдогонку Никитос, но было поздно.
Костяныч рывком распахнул дверь в спальню и замер на месте. На лице его отобразилось величайшее изумление, да такое, что и я, и Никитос двинулись к нему.
– Мм, всем привет, – ласково проговорила стриптизерша, появляясь в это время из зала, но на неё, наверное, впервые в жизни, никто не обратил внимания.
Мы застыли в дверях спальни, глазея на… да, черт возьми, на разрумянившуюся девушку в сером. Не знай я ее, точно бы решил, что мы прервали ее в самый интимный момент – уж слишком румяны были ее щеки, слишком странно горели глаза, слишком сильно она цеплялась пальцами за одеяло.
– Представляешь, это девушка Никиты, – продолжила всё тем же сладким голосом стриптизерша, обращаясь к своему мужу.
Я вопросительно посмотрел сначала на девушку в сером, которая только и делала, что глубоко дышала и растерянно хлопала глазами, затем на Никитоса, который смотрел на неё с чертовым благоговением во взгляде, и только потом у меня вырвалось:
– Что, блядь?!
Теперь все смотрели на меня. Конечно, я же не ругаюсь матом обычно, я же не командос. Но… Серьезно, какого черта?! Она не его девушка! И не моя, правда, тоже, но ведь это был вопрос времени, так? Я ведь не то чтобы на неё запал, это уж перебор, но… Да в конце концов, у неё муж есть!
Этот последний аргумент я и выдал:
– У Милы есть муж!
Все повернулись к Никитосу, и теперь ему пришлось объясняться:
– Так ведь он ее избил. После такого, я думаю, Мила с ним разведётся.
Взгляды обратились к румяной девушке.
– Д-да, – еле выдавила из себя она.
– Вы такие милые, ребят, – хмыкнула стриптизерша.
– Насчёт милых ребят, – повернулся к ней командос и, прихватив за локоток, потащил ее в зал. – На два слова, м-и-л-а-я.
Он так выделил последнее слово, что стало ясно – разговор у них будет не самый приятный. Ещё бы, после всего! Угнать мою тачку, будучи беременной, и смыться от командоса – это было уж слишком авантюрным планом даже для стриптизерши.