Фотографирование осени
Шрифт:
никого, он с подоконника-то прыгнет в траву, я от бабушки
ушёл, я от дедушки ушёл, в этот синий понедельник. И начи-
наются в нём глубинные изменения. Необратимые. В человека
превращается. Это не то чтобы оборотень, а закономерное раз-
витие. И стал. Сначала смеяться научился. Головку потом дер-
жать. Ну и всё остальное прочее, не при делах. И зонтики но-
сить. Один, да, куда ему второй? Внукам подарит. А потом — в
автобус
Покажет — спрячет, покажет — спрячет. И садится так, акку-
ратненько. А я уже рядом сижу. И руки пахнут апельсинами.
Одним. Не, я на подоконнике не лежала, по крайней мере, не в
форме апельсина, хотя и прыгать умею. В траву и на скакалке. Я
апельсин чистила. А этот, с зонтиком, тут вот сел, пять рублей
показывает. С двумя зонтиками. Так вот в автобусе и еду.
Ситуация
Вот такая ситуация, что никак не промолчишь. А то бы,
конечно, сидела и молчала, думала молча. Мало ли, почему бы и
нет. Вот, например, в поезде когда едешь, то и молчишь, запро-
сто даже. Чего там со всякими старухами трепаться? Они тебе
— я в день пью по шестьдесят таблеток. А ты им чего в ответ?
Сказать, что — а я нет? Тогда они начнут завидовать. А чего же
хорошего, когда старухи завидуют. Ничего тут нет хорошего,
точно говорю. Вот и ситуация такая, что ну никак. Не промол-
чишь никак. Иначе — всё. Ничего хорошего иначе. Бывает, чего
уж.
Лекции
Вот утром надо на лекцию ехать. Встаём, едем. На автобу-
се. Можно пешком, но это дольше. К тому же холодно, если зи-
ма. Не забыть, главное, зубную пасту. Кто-то порошком до сих
пор чистит, но это, я считаю, ретроградство, точно. Можно себе
позволить, конечно, но изредка, не у всех на виду.
Лектор приходит, протирает кафедру, а если забывает,
так на локтях всё останется, не страшно. И читает лекцию. Си-
дим, пишем. Но нас отвлекает оркестр под окном. Все высовы-
ваются наружу. И смотрят вниз, на оркестр, и свистят, и машут
платками. Оркестр идёт серьёзно, играет какое-то произведе-
ние из музыки. Не знаю, как оно называется. Кто говорит, что
«Варшавянка», кто — что прощальная пехотная 38-го гвардей-
ского полка, уходящего насовсем. Лектор терпеливо ждёт, ко-
гда оркестр скроется в манящих далях, и продолжает лекцию.
Но всем уже неинтересно. Одна за другой поднимаются руки,
мы отпрашиваемся выйти. Надо торопиться.
Возле раковин уже стоят очереди, все жаждут почистить
зубы, соотечественники не могут долго жить с нечищеными
зубами. Это не прихоть, это необходимость. После этого многие
возвращаются в аудиторию, слушать лекцию. Но не все. Я,
например, иду в столовую, и в глазах моих тоска по манящим
далям. Всё пройдёт, думаю я, всё пройдёт, и лекция пройдёт
тоже. И правда, стоит мне сесть за стол, приняться за суп, как
заканчивается лекция. Но не выбрасывать же теперь его. Рядом
толпятся мои соотечественники, пихаются острыми локтями,
грызут мясо своими молодыми зубами, а я спокойно сижу.
Начинается следующая лекция, все убегают, и только сейчас я
начинаю есть. Что там говорят в этой аудитории, мне безраз-
лично. Честно говоря, я и так всё знаю. Лучше спокойно поку-
шать. Я ем, и в глазах моих ожидание.
До последней лекции мне приходится ходить по большо-
му зданию. Иногда от скуки я чищу зубы, иногда иду в библио-
теку и читаю в газетах про успехи и неудачи, про хороших и
плохих людей. Все библиотекари уставились в книжки, и, когда
я прохожу мимо, они только кивают мне. Всем грустно, до ве-
черней зори совсем чуть-чуть.
И вот наступает последняя лекция. Я бегу на неё, занимаю
место возле окна и записываю слова лектора. Очень важно за-
писать его слова на последней лекции. Но в это время под ок-
нами проходит оркестр, все высовываются наружу, машут
платками и плачут. После этого многие отпрашиваются почи-
стить зубы, но мы с моим соседом по парте спорим, откуда идёт
оркестр. Я говорю, что он возвращается из манящих далей, а он
говорит, что музыканты просто целый день ходят по городу и
теперь несут инструменты упаковывать в чехлы, постепенно
расходятся по домам. Видишь, говорит мне сосед, их меньше,
чем утром. Но я ему не верю.
Хор
Вот однажды мы стали петь хором. Лучше б нам того не
слышать, как мы пели. Сначала спели мы одну песню. А ну как
споём вторую! Затянули вторую. Заздравную. Может, это была
и не очень заздравная, особенно как мы её пели, но уж очень
слово хорошее. Прибегает соседка и говорит нам: а, вы тут, что
ли, поёте, а то я испугалась. И с нами пошла петь. Голос у неё
такой, как даже и сказать, не пойму. Трубный такой, как труба,