Фотосессия в жанре ню. Бонд, мисс Бонд!
Шрифт:
Он широко развел руки, а затем соединил ладони со звуком, способным убить самую дюжую моль бесконтактно, одним акустическим ударом.
– Сени новые мои!
– Брынь! – с энтузиазмом сделал мишка.
Балалаечные струны затряслись, как балконные веревки, на которые с крыши упал пьяный кровельщик.
– Сени новые, кленовые! – с удовольствием, которое мог бы разделить с ним только глухонемой, распевался экс-подполковник Малинин. – Узор-ча-ты-ииииии!
Засмотревшись на своего аккомпаниатора, он отвернулся от девушки и спохватился только тогда, когда
– Ой!
– Брынь! – вновь ударил по струнам мишка, логично ожидая продолжения в виде обычного «вы сени, мои сени».
– Все, Ваня, все! Молодец, хватит!
Андрей снова побежал к шкафчику за нашатырем, но с полпути изменил свое намерение и сначала отвел в спальню мишку.
Вполне вознагражденный выданными ему за труды морковками и яблоками, Ваня Пух против временной изоляции нисколько не возражал. Это внушило его хозяину надежду на то, что теперь пугливая девица пробудет в сознании достаточно долго, чтобы успеть получить от него успокаивающие объяснения.
– Тебя как зовут-то? Напомни, а то я забыл, – игриво пощекотав изящный девичий носик нашатырной ваткой, попросил Малинин и посмотрел на часы.
В принципе делать такого рода шокируюшие признания пробуждающимся близ него девицам Андрею было не впервой, однако обычно ритуальная процедура освежения короткой мужской памяти бывала утренней, а не вечерней.
– Меня зовут Ольга Павловна, – слабым, но строгим учительским голосом сообщила Оля и села. – А вас?
– Нас-то?
Малинин оглянулся на дверь, за которой аппетитно хрустел дарами природы компанейский мишка.
– Его Ваней зовут, а меня Андреем… Петровичем.
– Очень приятно было познакомиться, – цивилизованно закончила штатную церемонию вежливая Оля и поерзала по полу пятками, недвусмысленно выражая желание встать.
– Уже уходите? – услужливо потянув ее за руку и установив вертикально, совершенно правильно расшифровал глагол прошедшего времени любезный хозяин. – Думаете, это правильно – на ночь глядя пускаться в дальний путь?
Оля нахмурилась.
Определенно, вопрос был с подвохом! И даже, кажется, не с одним…
Во-первых, сам собой напрашивался аморальный вариант – а не правильнее ли будет на ночь глядя остаться в сем гостеприимном доме? А во-вторых…
– Почему это вы говорите, что путь дальний? – с подозрением уточнила она.
– Так ведь до города почти шестнадцать километров! – охотно объяснил Андрей.
– Но на машине всего пять минут…
– Так то на машине! А я вас, извините, отвезти не смогу, боюсь, бензина не хватит – все сжег, пока возил вашу Елку и ее бабку!
Не выражая ни малейшего огорчения из-за озвученного им факта, Малинин переместился к холодильнику, вытянул из-под кружевной салфеточки гигантских размеров ключ и принялся расковыривать им замок на дверце. Кроме бензина, он за этот хлопотный день сжег немало калорий и нервных клеток, и теперь здоровый мужской организм требовал пополнения внутренних резервов.
– Ой! Елка! – Вспомнив про подружку, Оля на время забыла о своих собственных проблемах. – Как она?
– Ну, как? «Теперь она нарядная на праздник к нам пришла!» – процитировал Малинин, вскрывая теткин холодильный батискаф и отважно погружаясь в его неуютные глубины. – То есть к ним! К коллективу работников и пациентов отделения экстренной терапии краевой клинической больницы… Взяли туда вашу Елку и сказали: приходите к нам лечиться и корова, и волчица, и жучок, и паучок…
Он извлек на свет пол-литровую банку с остатками чего-то, густо затянутого не то паутиной, не то плесенью, и с нескрываемым сомнением в выражении лица ее понюхал.
– Они ее вылечат? – с тревогой спросила Оля, машинально посмотрев в озарившееся тусклым светом нутро холодильного агрегата.
Пустое, оно искрилось инеем и блестело сосульками, как карстовая пещера. Хозяйскому холодильнику, как пролетариату, нечего было терять, кроме своих цепей.
– И ее вылечат, и тебя вылечат, и меня вылечат, – рассеянно процитировал Андрей, которого в присутствии училки вдруг потянуло демонстировать общую эрудицию.
Он вернул подозрительную банку на место:
– Нет, это отрава смертельная… – И посмотрел на гостью: – Ты яблоки любишь?
– Вы! – поправила его Ольга Павловна, продолжая бороться за подобающее ее особе уважение. – То есть мы…
– Мы, вы, они! – с готовностью подхватил Андрей.
– Местоимения первого лица множественного числа, – машинально сказала русичка Ольга Павловна и покраснела, услышав веселый смех.
Выглядеть дурой, даже вполне уважаемой, ей не хотелось, да и Андрей Петрович показался мужчиной приятным и даже надежным, с каким вполне можно – без последствий – романтически поужинать непритязательными вегетарианскими кормами. Поэтому Оля перестала выпендриваться и просто сказала:
– Да, я люблю яблоки. Если в этом доме ничего другого нет…
– Как – нет? Есть еще морковка! – обиделся хозяин «этого дома».
– Ы-ы-ы! – с отчетливой претензией донеслось из-за перегородки.
Это круто изменило едва наметившуюся программу. К медведю в качестве сотрапезника Оля была не готова, и романтический ужин на троих ее отнюдь не прельщал.
– Спасибо, лучше я дома поужинаю! – слегка побледнев при звуке медвежьего рыка, сказала она и огляделась в поисках своей сумки. – Я сейчас такси вызову, у меня есть мобильник, и деньги тоже есть… Почти полтора сапога.
Таксист по вызову за ней приехал другой, не такой наглый и жадный, как первый, так что после расплаты за поездку в кошельке от «второго сапога» еще кое-что осталось – примерно каблучок, с грустью прикинула Оля.
– Так что, как хотите, а придется вам дожить до весны! – поставила она перед фактом свои старые сапоги, одновременно ставя их самих под батарею – сушиться.
Дома было тихо, сонно, пахло едой и свежезаваренным чаем. Из гостиной доносилось умиротворяющее бурчание, по волнистому стеклу межкомнатной двери расслабленными медузами плавали разноцветные пятна: родители смотрели телик.