Фрагменты (сборник)
Шрифт:
Все закончилось в один прекрасный (прекрасный, разумеется, для Тамары) день. Ей тогда было лет пятнадцать. Девочка в тот день, сославшись на легкое недомогание, отпросилась с двух последних уроков и направилась домой. Ей совсем не хотелось идти туда, но она боялась, как и большинство людей, менять что-то в своей жизни. Ночами, плача в подушку, она мечтала уехать в Салимов. Город, где жил ее дедушка. Но утром опять грязные простыни, кормление матери и школа. И так изо дня в день. В общем, шла она тогда в единственное место, где могла укрыться и помечтать, – в свою комнату.
Тамара с проворностью вора-домушника открыла дверь и на цыпочках вошла в квартиру. Сразу же с порога она почувствовала неладное. Нет, мать пела (точнее сказать – горлопанила) всегда. Было странно другое, ее голос доносился из кухни. Дело в том, что из спальни ей на кресле не выехать – высокий порог, да и все, что необходимо, у матери было в комнате.
Тамара прокралась к углу и выглянула из-за него. В кухне стояла мать и ела прямо из кастрюли. Тамара в состоянии, близком к шоковому, вышла из-за угла.
– Зачем, мама?
Слово «мама» ей далось с трудом. Тамара заплакала, а мать выронила кастрюлю и упала на пол. Но девочке было уже все равно. Она прошла к себе в комнату, собрала вещи и уехала к деду. Что случилось с матерью, она не знала. Кажется, лет через пять дед сказал, что отец с матерью сгорели на даче. Туда им и дорога.
Тамара иногда ловила себя на мысли, что отца ей все-таки жаль. Но потом она отгоняла эти мысли, и ее мозг захватывала только одна. Одна-единственная и самая верная мысль о мести всем симулянтам на свете. То, что Дом инвалидов полон людей подобного рода, старшая сиделка не сомневалась. Исключением был разве что Петр Анатольевич. У него не было обеих ног. Но это не повод, чтобы Тамара Алексеевна к нему относилась с особой любовью.
Тамаре иногда казалось… Да что там иногда?! Тамара знала, что как только она отворачивается, эти симулянты встают из своих кресел и дразнят ее. Но стоит ей обернуться – они снова садятся, да так, что и комар носа не подточит. Мол, Тамарка, мы больные. Но Тамара Алексеевна знала, что когда-нибудь придет тот счастливый день и она выведет их на чистую воду. Точно так же, как и маму-симулянтку. Ежедневные профилактические работы, сводившиеся к подглядыванию в комнаты инвалидов после обеда, пока не приносили результатов.
Сегодня, похоже, настал тот день. Когда она найдет Панфиленко, то поквитается с ним за свое испорченное детство. Влажные толстые губы растянулись в хищной улыбке. Она знала, что сейчас похожа на свою мать в те моменты, когда та издевалась над маленькой Тамарой. Тамара Алексеевна стала точной копией своей мамы с одним исключением – она никому не лгала, что не может ходить.
Тамара вошла в свой кабинет, все еще улыбаясь. Открыла антресоль слева от двери и достала фонарик.
Чертов симулянт не мог далеко уйти, и она его выследит. Тамара решила идти сама. Толстое лицо разрезал оскал. Старшая сиделка вышла на крыльцо и всмотрелась в темноту. Стоп. На ее взгляд, неправильная мысль закралась в голову. Если он ушел на своих двоих, то где его долбаное кресло? Инвалидное, мать его, кресло. Как ей ни не хотелось это признавать, но все указывало на то, что Панфиленко – инвалид. Ну, тем хуже для него. Ни один инвалид не может убежать из ее заведения.
На всякий случай Тамара обошла вокруг здание Дома инвалидов. Нет, кресла нигде не было. Ну ничего, далеко он не уйдет. Тамара Алексеевна почти вприпрыжку (насколько это, конечно, позволяла ее фигура) побежала к проезжей части, у которой, собственно, и располагался Дом инвалидов.
Панфиленко она нашла в трехстах метрах от ворот вдоль шоссе. Он сидел в кресле и смотрел на нее. Тамара намеренно направила луч фонарика ему в лицо, но Сережа не порадовал ее. Удивило Тамару это безмерно – Сергей не прикрыл глаза рукой. Женщина убрала фонарик.
– Ну что же ты, паршивец, вытворяешь? – спросила сиделка с ядовитой ухмылкой. – Тебя ждут дисциплинарные наказания.
Сергей улыбнулся.
– А что, если, – вдруг произнес Сергей. Точнее, в кресле сидел Панфиленко, и губы шевелились его, но голос, этот мерзкий голос, так напоминающий ее собственный, принадлежал Тамариной маме. – А что, если я насру прямо в кресло? – Сергей улыбался, в точности как ее симулянтка мама.
– Не надо, мама, – автоматически ответила Тамара. Потом опомнилась – ее разыгрывает какой-то паршивец, а она поверила, как когда-то верила в болезнь матери. – Ах ты, сволочь! – почти выкрикнула Тамара Алексеевна, замахнулась фонариком и тут же замерла. В кресле, где еще минуту назад сидел Сергей, развалилась ее мать.
– Ну, тогда ты заслужила это. – Толстая женщина слегка приподнялась на кресле и сделала то, что обещала.
Этот далеко не ароматный запах вернул Тамару в ее потерянное детство. Она только и смогла произнести:
– Не надо, пожалуйста.
Женщина в инвалидном кресле впихнула под свой необъятный зад руку. Когда она вытащила конечность из-под себя, запах стал невыносимым. Тамара заткнула нос.
– Не надо.
– Надо. – Женщина встала. Экскременты выпали из-под халата и со шлепком легли у ног. Женщина протянула испачканную руку в сторону дочери. – Помой меня, Тамарка.
– Не надо, пожалуйста.
Мать пошла на Тамару, так и не опустив руки.
– Тамарка, – произнесла женщина. – Помой меня.
Тамара сделала шаг назад. Другой. Она даже не заметила, что вышла на проезжую часть.
– Нет, я не хочу. Я не вернусь.
И Тамара побежала. Темный «Москвич» объехал ее, а «Газель» нет. Стокилограммовое тело старшей сиделки высоко подбросило. Уже мертвая Тамара Алексеевна упала у бордюра.
Сергей опустил руку. Он наблюдал, как водитель «Газели» бегает вокруг женщины.
– Ну что, не трудно было?
Сергей даже не повернул голову на голос. Это был старик в залатанном пиджаке.
– Даже жаль ее.
– Да ну брось, дружок. А тебя кто пожалел? Ты только что спас сорок человек от издевательств и унижений этого монстра.
– Она ведь не виновата, что стала такой.
– А кто виноват?! Ты? Петр Анатольевич?! Или милая Машенька?!
Они снова сели на бордюр. Оба молчали.
– Послушай, – вдруг сказал Сергей. – Она ведь теперь тоже мертвец?