Фрагменты (сборник)
Шрифт:
Людмила неуверенно мотнула головой.
– Они заварили все люки в парке. Идиоты. Так вот, когда я стал Хранителем коллекторов, хм, с заваренными крышками, мне не понравилось, что они меня ограничили местом и способом. И знаете, что я сделал? Я сбросил бомжа с девятиэтажки. И что? – Он поднял брови в недоумении. – А ничего! Думаете, они меня назвали Карлсоном, который живет на крыше? Черта с два! Они вообще только на следствии узнали от меня об этом убийстве. Они «кололи» меня насчет двенадцати жмуров, а потом все удивились, что у меня их шестьдесят…
– А одного я застрелил из самодельной стреляющей ручки, – после недолгой паузы произнес убийца. – Потом я снова вернулся в парк. Они назвали меня Лешим. И прозвище мне понравилось. Что-то сказочное в этом было, не находите? Проводник заблудших душ.
– А что вы скажете о кли… о прозвище Гроссмейстер?
– Гроссмейстер, или Убийца с шахматной доской? Да это и было мое последнее прозвище. Оно мне нравится до сих пор.
– Вы позволите? – спросила Людмила Тимофеевна. Впервые она увидела на лице убийцы искреннее недоумение. Он не чувствовал себя больше хозяином положения. Он не знал, что она ему заготовила. Людмиле понравилось это. Она намеренно тянула время. Медленно достала из-за стула сумку для ноутбука, открыла ее и не спеша вынула прямоугольный предмет в черном целлофане, напоминающий пенал в увеличенном размере.
– Что это? – спросил он.
– Это ваше? – вопросом на вопрос ответила Людмила и вытащила из пакета шахматную доску.
Он просиял.
– Они дали ее вам?
– На время нашего разговора. Слушайте, а давайте сыграем?
От собственной уверенности в голосе Людмиле стало страшно.
– В шахматы.
– Я не играю в шахматы…
– Как же так?
– Доска нужна была мне для фиксации. Сначала… Сначала, в 2001-м я отмечал убитых на «пятнашках» – вы должны помнить, была такая игра. Каждая цифра обозначала труп, а когда количество перевалило за пятнадцать, я задумался. Решение пришло на каком-то турнире по шашкам. Не то городском, не то областном, не помню. Шестьдесят четыре клетки! Здорово!
По его лицу растеклось блаженство. Людмила не была уверена, что подонок сейчас вспоминает всех жертв, но самые кровавые дела свои наверняка. Тварь, подумала она, едва сдержавшись, чтобы не сказать это вслух. Подонок, а если б эта доска закончилась, ты бы на откидном календаре отмечал?!
– Если бы закончилась эта, я бы купил новую, – сказал он и улыбнулся так мило, будто говорил о пушистых котятах, а не о смерти.
Я не могла сказать этого вслух. Или могла?
– Не удивляйтесь, – спас ее убийца. – Во время разговора о шахматной доске все спрашивают о моих дальнейших шагах в случае шестьдесят пятого убийства.
Если бы эти ублюдки меня не поймали, я бы купил и вторую, и третью доску.
– Ну, тогда, может быть, в шашки? – услышал он голос Людмилы.
– А тут мне равных нет! – просиял он.
Она раскрыла доску, предварительно выложив шашки и мелкие предметы на стол.
– Не расскажете о предметах? – спросила Людмила Тимофеевна и начала расставлять белые кружочки на черные клетки.
– Каждый предмет не относится к конкретному убийству, – сказал он и взял в руку красную крышечку от «Колы». – Они обозначают лишь их количество. Сколько на доске предметов – столько и убийств, вот и все.
– Вы черными или белыми? – спросила писательница, когда расставила все шашки.
– Мне все равно. Тут важно другое.
– И что же?
– Мотивация. Нет мотивации – скучно жить. Кстати, знаете, почему Гроссмейстер?
– Потому что с шахматной доской? – предположила Людмила.
– Почему не Шахматист или Шашист? – Ему не нужен был ответ. – Потому что я мастер. Большой мастер, если хотите. Начиная с двадцать восьмого, – он, не глядя на доску, ткнул в одну из клеток, – я с каждым из них играл в шашки.
Когда он убрал палец, Людмила увидела наклеенную на черную клетку цифру 28.
– Зачем? – не удержалась писательница.
– Мотивация.
– То есть выиграй у вас партию они, могли оставаться в живых?
Он насупил брови и посмотрел на нее исподлобья, явно не понимая, о чем она говорит.
– Вы давали человеку шанс? Я вас правильно поняла? На кону была жизнь?
– Мир так устроен, что неважно, в какую игру мы играем, на кону всегда стоит наша жизнь. Они уже проиграли, когда встретились со мной.
Он не улыбнулся ни разу.
– Ваш ход, – произнес он и развернул доску белыми к писательнице.
У них не было никакого шанса. Ни у одного. Он посмотрел на женщину. Двоим повезло. Если это можно назвать везением. Два растения в инвалидных креслах. Они даже на суд в качестве свидетелей не смогли прийти. Он ответил на ее ход, но женщина неожиданно подставила свою шашку под удар.
– У вас сейчас «съем», – предупредил он и пристально посмотрел на нее.
«А что, если меня обманули? И эти выжившие… одна из них не инвалид? Эта писательница и есть одна из них?»
Хотя он бы вспомнил ее лицо. Увидев человека однажды, он не забывал его никогда.
– Иногда можно пожертвовать малым, чтобы достичь большего.
Ее голос звучал уверенно, и это не нравилось ему.
Он забрал одну белую и тут же лишился двух своих. Игра обещала быть интересной.
«Кто ты? – так и хотелось спросить ему. – Ты, проиграв раз, пришла отыграться?»
– Скажите, а как вы отбирали жертв? Одежда, цвет волос, размер носа?
Он посмотрел на доску, прикинул выгодную для себя комбинацию и, сделав ход, произнес:
– Я не смотрел на одежду или носы. Я на души их смотрел. Мне души нужно было накопить, зачем мне их одежда?! Если вас интересует, похожи ли были у них души, я отвечу: да. Они будто шарики для пинг-понга или вон те же клетки на доске. А я им номера давал, делал их не похожими друг на друга.
Он увидел, как Людмила дернулась – палец с шашкой соскочил с доски. Нет, она не одна из восставших. Она просто… Он мог сейчас ее схватить, притянуть к себе через стол и…
– Ваш ход, – услышал он ее тихий голос.