Франция. История вражды, соперничества и любви

Широкорад Александр Борисович

В ту же ночь британский посол в Германии Невиль Гендерсон в упоении успехом своей миротворческой деятельности в Берлине восторженно писал Чемберлену: «Миллионы матерей будут благословлять ваше имя за то, что вы спасли их сыновей от ужасов войны».

Гитлер, провожая гостей, сказал Риббентропу: «Это ужасно, какие передо мной ничтожества!» Несколько позже, в выступлении о Мюнхенском соглашении, Риббентроп заявил: «Неслыханное достижение. Вы думаете, что я сам полгода назад считал возможным, что Чехословакия будет мне как бы поднесена на блюдце ее друзьями?.. То, что произошло, может произойти лишь один раз в истории». Риббентроп особо выделил роль Чемберлена: «Этот старик сегодня подписал смертный приговор Британской империи, предоставив нам проставить дату приведения этого приговора в исполнение». А Муссолини как

обычно, грубовато сказал: «Теперь фашизм не остановится. Карты надо не переплетать, а оставлять их несброшюрованными» [222] .

222

Наумов А.О. Дипломатическая борьба в Европе накануне Второй мировой войны. История кризиса Версальской системы. М.: РОССПЭН, 2007. С. 337.

1 октября 1938 г. германские войска вступили в Чехословакию. Они беспрепятственно заняли не только Судето-немецкую область, но и ряд районов и городов, где почти не было немецкого населения.

По приказу своего правительства чехословацкие войска 1 октября начали отход с польской границы, а на следующий день польские войска оккупировали район Тешина, где на тот момент проживали 80 тысяч поляков и 120 тысяч чехов и словаков. Таким образом, Польша увеличила у себя процент неполяков, но зато за счет присоединения столь экономически развитого района увеличила производственные мощности своей тяжелой промышленности почти на 50 процентов.

28 ноября 1938 г. окрыленные успехом Бек и К0 потребовали передачи им Чехословакией Моравской Островы и Виткович. Но Гитлер сам «положил на них глаз» и сказал «цыц».

Глава 21

ЖАРКОЕ ЛЕТО 1939 ГОДА

3 октября 1938 г. советский разведчик Рихард Зорге направил в Центр шифровку из Токио: «От военного атташе [223] получил сведения о том, что после разрешения судетского вопроса следующей проблемой будет польская, но она будет разрешена между Германией и Польшей по-дружески в связи с их совместной войной против СССР».

223

Имеется в виду германский военный атташе в Японии полковник Матцкий.

Увы, эта информация или устарела на несколько месяцев, или вообще Зорге подсунули фальшивку. Действительно, до Мюнхена Гитлер и его генералы рассматривали всерьез союз с Польшей в войне против СССР Но после Мюнхена германский военный атташе в СССР, генерал Кёстринг в беседе со своим литовским коллегой заявил: «Польша является клячей, которую Германия впрягла в свою упряжь на время... Если Польша рассчитывает на помощь Германии в ее войне с СССР, то во всяком случае, германские войска, вступив в "коридор" и в Силезию, оттуда никогда не уйдут» [224] .

224

АПВ СССР. Ф. 05. Оп. 18. Д. 6.

Польское же правительство, состоявшее из полковников, пришедших к власти в результате переворота Пилсудского в 1926 г., к концу 1938 г., упоенное легкой победой над брошенной западными союзниками Чехословакией, не хотело останавливаться на достигнутом и мечтало о совместном германо-польском разделе СССР.

Осенью 1938 г. польский посол в Москве В. Гжибовский в разговоре с вице-министром иностранных дел Польши Я. Шембеком утверждал, что «ослабление Советской России возрастает» и «русская проблема назревает». Посол заявил, что Польша «должна иметь влияние на судьбу этой проблемы, напомнив, что в истории уже был случай, когда Польша имела решающее слово в русских делах». Видимо, он имел в виду Смутное время. Гжибовский процитировал Пилсудского: «На Россию я пойду сам».

Однако, прежде чем заняться Польшей, Гитлер решил окончательно покончить с Чехословацкой республикой.

Сделать это было куда легче, чем в сентябре 1938 г., поскольку моральный дух населения страны и ее армии сильно упал. История учит, что когда у суверенного государства силой отняли его часть, то в последующем у нации возникает желание вернуть захваченное (пример с Эльзасом и Лотарингией в 1870 г.). Когда же территория отнята без боя, когда была возможность сопротивления, но преступное правительство передает часть своих граждан другой стране, то в неоккупированнои части резко падает моральный дух нации. И тогда возникает вопрос, быть или не быть такому государству вообще.

14 марта 1939 г. Словакия по наущению Гитлера объявила о своей независимости. На следующий день в Берлин были вызваны новый президент Чехословакии Гаха и министр иностранных дел Хвалковский. При встрече Гитлер грубо заявил им, что сейчас не время для разговоров. Он вызвал их лишь для того, чтобы получить их подпись на документе, которым Богемия и Моравия включались в состав Германской империи. «Всякий пытающийся сопротивляться, — заявил Гитлер, — будет растоптан». После этого Гитлер поставил свою подпись на документе и вышел. В итоге чехи были вынуждены подписать документ.

В тот же день, 15 марта, германские войска вступили на неоккупированную часть Чехословакии. Чехословацкая армия сопротивления не оказывала. На территории Чехии немцы создали Протекторат Богемия и Моравия.

Польское правительство не протестовало против захвата Чехии, хотя и было обижено тем, что при разделе Чехословакии им достался слишком маленький кусок.

Еще до захвата Праги, 5 января 1939 г. в Берхтесгадене состоялась встреча Гитлера с польским министром иностранных дел Беком. Гитлер предложил ему отказаться от старых шаблонов и искать решения на совершенно новых путях. Так, например, в вопросе о Данциге можно подумать о том, чтобы в политическом отношении воссоединить этот город — в соответствии с волей его населения — с германской территорией, при этом, разумеется, польские интересы, особенно в экономической области, должны быть полностью обеспечены. Это также в интересах Данцига, поскольку Данциг в экономическом отношении не может существовать без Польши. Поэтому он, фюрер, думает о формуле, в соответствии с которой Данциг в политическом отношении станет германским, а в экономическом — останется у Польши. Данциг остается и всегда будет немецким. Рано или поздно этот город отойдет к Германии. Однако он, фюрер, может заверить, что в вопросе о Данциге польская сторона не будет поставлена перед свершившимся фактом.

Затем рейхсканцлер перешел к вопросу о «польском коридоре». Следует признать, заметил Гитлер, что связь с морем для Польши абсолютно необходима. Но в той же мере для Германии необходима связь с Восточной Пруссией, и в этом вопросе, используя совершенно новые методы урегулирования, можно, видимо, найти решение, отвечающее интересам обеих сторон.

Таким образом, Гитлер четко сформулировал позицию Германии — вернуть Данциг рейху и пересмотреть статус «польского коридора», отделявшего Восточную Пруссию от остальной Германии. Бек в ответ не сказал ничего толкового ни за, ни против. Любопытна лишь одна его фраза, касающаяся Украины: «"Украина" — это польское слово и означает "восточные пограничные земли". Этим словом поляки вот уже на протяжении десятилетий обозначали земли, расположенные к востоку от их территории, вдоль Днепра».

В ночь с 17 на 18 марта 1939 г. нарком иностранных дел М.М. Литвинов вызвал польского посла Гжибовского, сообщил ему о намерении ответить на германские ноты непризнанием легальности аннексии Чехии и спросил о позиции Польши по этому вопросу. Утром 18 марта Гжибовский передал Литвинову «ответ века»: «Польша ограничится подтверждением получения германских нот, не касаясь существа их».

Днем 18 марта Литвинов вызвал германского посла и вручил ему ноту, где говорилось: «Имею честь подтвердить получение Вашей ноты от 16 и ноты от 17-го сего месяца, извещающих советское правительство о включении Чехии в состав Германской империи и об установлении над ней германского протектората... Ввиду изложенного советское правительство не может признать включение в состав Германской империи Чехии, а в той или иной форме также и Словакии правомерным и отвечающим общепризнанным нормам международного права и справедливости или принципу самоопределения народов».