Французская сюита
Шрифт:
Я написал вчера г-ну Эпштейну в том духе, в каком мы условились, сочтя, что лучше послать письмо, чем телеграмму. Утром я обнаружил среди своей почты еще одно письмо. Оно содержит интересные уточнения.
28 июля 1942
Мишель Эпштейн — Андре Сабатье
Надеюсь, Вы получили мое вчерашнее письмо, и письмо, адресованное послу, было вручено ему или Шамбреном, или кем-то еще, а возможно, и Вами лично. Заранее спасибо.
Отвечаю на Вашу вчерашнюю просьбу: кажется, в «Давиде Гольдере» глава, где Давид договаривается с большевиками о закрытии нефтяной скважины, не слишком добра к большевикам. Но у меня нет «Д. Гольдера», может, заглянете? В «Лестнице Леванта» — она была опубликована в «Гренгуаре», рукопись лежит у вас — больше жестокости к герою, врачу-шарлатану, по происхождению левантинцу, и я не знаю, подчеркнула ли моя жена, что речь идет о еврее. Думаю, что да.
В «Жизни Чехова» в главе XXV следующая фраза: «Палата № 6» немало поспособствовала известности Чехова в России; благодаря ей в СССР сочли Чехова своим и заявили, что будь он жив, то стал бы марксистом. Посмертная слава чревата сюрпризами…» К несчастью, ничего другого я не вижу, а это так мало.
Неужели нет средства узнать через французские власти, находится ли по-прежнему моя жена в лагере Питивье или нет? Прошло уже десять дней, как я послал телеграмму с оплаченным ответом коменданту этого лагеря, и от него ничего. Всего-навсего знать, где она, — может ли быть это запрещено? Меня известили, что мой брат Поль в Дранси. Почему мне запрещено знать, где моя жена? Впрочем…
До свидания, дорогой друг. Не знаю почему, но я верю в свое письмо послу. Мишель.
29 июля 1942
Андре Сабатье — мадам Поль Моран
Вот письмо, о котором я говорил Вам по телефону. Думаю, что Вы лучше всех информированы, стоит ли дать этому письму ход, какой предполагает для него автор. О содержании его не мне судить, что касается остального, то не все фразы мне кажутся удачными.
29 июля 1942
Мавлик [29] — Мишелю Эпштейну
29
Сестра Мишеля Эпштейна, она будет арестована одновременно с ним, отправлена в Освенцим, где они вместе погибнут в газовой камере.
Дорогой мой! Надеюсь, ты получил мои письма, но вместе с тем опасаюсь, что они потерялись, потому что я писала на адрес Жюли, а тетушка плохо разобрала ее фамилию по телефону. Дорогой мой, еще раз умоляю тебя держаться стойко ради Ирен, ради детей, ради всех. Мы не имеем права терять мужества, мы же верующие. Я сходила с ума от отчаяния, но потом взяла себя в руки; каждый день я обхожу тех, кто находится в том же положении, что и мы, и узнаю новости. Жермен [30] вернулась позавчера и должна отправиться в Питивье, как только у нее будет все, что для этого нужно. Скорее всего, Сам в Бонда-Роланд, рядом с Питивье, она намерена любой ценой передать ему и Ирен от нас весточку. Пока вести доходят только от Ани, она в Дранси и просит прислать белье и книги. Из Дранси приходит много писем, люди пишут, что с ними хорошо обходятся и они нормально питаются. Дорогой мой, умоляю, не теряй мужества! Деньги могут прийти с опозданием из-за плохо понятого имени. Я приеду завтра и повидаю Жозефину. [31] Жермен виделась с господином, у которого в Питивье горничная. Мне непременно нужно повидать Жермен перед отъездом. Она получила от Сама словечко, но писал он еще из Дранси. Я напишу тебе, когда она поедет, но хотела бы получить и от тебя хоть записочку, мой родной. Я держусь на ногах, сама не зная как, и, как всегда, надеюсь. Целую тебя и малышек с нескончаемой нежностью.
30
Француженка, подруга Самюэля Эпштейна, старшего брата Мишеля.
31
Горничная Ирен Немировски.
3 августа 1942
М-м Руссо (французский Красный Крест) — Мишелю ЭпштейнуДоктор Бази [32] уехал сегодня утром на несколько дней в свободную зону, там он займется на месте делами м-м Эпштейн и постарается сделать все возможное, чтобы облегчить ее участь. У него не было времени ответить Вам до своего отъезда, но он поручил мне передать, что получил Ваше письмо и использует абсолютно все возможности, чтобы оказать Вам помощь.
32
Президент Красного Креста.
6 августа 1942
Мишель Эпштейн — м-м Руссо
Я был счастлив узнать, что доктор Бази предпринимает шаги в защиту моей жены. И подумал, не было бы уместно согласовать их с теми, что были уже предприняты:
1) Издателем моей жены, г-ном Альбеном Мишелем (непосредственно занимается ее делами г-н Андре Сабатье, один из директоров издательства).
2) М-м Поль Моран.
3) Анри де Ренье.
4) Графом де Шамбреном.
Г-н Сабатье, которому я отправлю копию этого письма, даст Вам все необходимые сведения (тел. ДАН-87-54). Неизвестность относительно местонахождения моей жены мне особенно мучительна (она была в лагере Питивье — Луаре в четверг 17 июля, и с тех пор я не имею о ней никаких известий). Мне хотелось бы, чтобы она знала, что ни наших детей, ни меня пока не коснулись недавние распоряжения и мы находимся в добром здравии. Может ли Красный Крест сообщать подобные сведения? Можно ли посылать ей посылки?
6 августа 1942
Мишель Эпштейн — Андре Сабатье
Посылаю копию письма, которое я отправил в Красный Крест. По-прежнему никаких известий о моей жене. Тяжело. Можно ли передать мое письмо г-ну Абецу? Мишель.
P.S. Не могли бы Вы сообщить мне адрес графа де Шамбрена?
9 августа 1942
Мишель Эпштейн — Андре Сабатье
Ятолько что узнал из очень основательного источника, что женщины (впрочем, и мужчины тоже, и дети), отправленные в лагерь Питивье, затем были доставлены к границе Германии и направлены на восток — в Польшу или даже Россию. Это должно было произойти недели три тому назад.
До сих пор я полагал, что моя жена находится в одном из французских лагерей под охраной французских солдат. Знать, что она где-то в варварской стране, в жестоких условиях, без денег и без продуктов питания, среди людей, языка которых не знает, — невыносимо. Теперь речь идет не о том, чтобы постараться помочь ей выйти из лагеря, а о том, чтобы спасти ей жизнь.
Вы, я думаю, получили мою вчерашнюю телеграмму с названием книги моей жены. Это «Осенние мухи» — она вышла сначала у Кра, роскошным изданием, затем у Грассе. Эта книга откровенно антибольшевистская, и я просто в отчаянии, что не вспомнил о ней раньше. Я надеюсь, еще не поздно, вооружившись новым основанием, хлопотать перед немецкими властями.
Я знаю, дорогой друг, что Вы делаете все возможное, чтобы нас спасти, но умоляю, найдите, придумайте что-нибудь, посоветуйтесь еще раз с Моран, Шамбреном, д-ром Бази — председателем Красного Креста, ул. Ньютон, 12; тел. КЛЕ-84- 05 (во главе его личного секретариата м-м Руссо, адрес тот же), сообщив им о новом аргументе, иными словами, об «Осенних мухах». Немыслимо, чтобы мы, которые по милости большевиков лишились всего, были приговорены к смерти теми, кто против большевиков сражается!
Поверьте, мой друг, это последняя просьба, с которой я к Вам обращаюсь. Я понимаю, что бессовестно злоупотребляю Вашей дружбой и дружбой тех друзей, которые еще у нас остались, но, повторяю, речь идет не только о жизни и смерти моей жены, но и о жизни и смерти наших детей, и меня тоже. Это серьезно. Один с двумя малышками, я сижу здесь, как в тюрьме, поскольку мне запрещено трогаться с места, и у меня нет даже утешения, которое я почерпнул бы в хлопотах. Я не могу ни спать, ни есть, и это послужит извинением за мое столь бессвязное письмо.