Французский ангел в кармане
Шрифт:
– Вы знаете, – неожиданно у нее тоже появилось неудержимое желание высказаться. – Вчера утром на меня собака чуть не набросилась, огромная, как волкодав! А сегодня на работе… я документы разбирала на нижних полках, и тут зазвонил телефон. Я только встала, как вся эта махина, полки с документацией, обрушилась на то самое место, где я… От меня бы только мокрое место осталось, если бы… А только что какие-то неизвестные поджидали у моего подъезда! Вы полагаете, это все совпадения? Обычные случайности?
– Ну, насчет работы я не знаю, – Кирилл подавил желание
– Ах нет! – сказала Клавдия с раздражением. – Не надо меня успокаивать! Я не ребенок! Я чувствую…
– Погодите, – перебил ее Кирилл. – Это, может быть, из-за меня. Сейчас! Одну минуточку!
Он поспешно набрал номер и попросил к телефону Георгия. По-видимому, такого на месте не оказалось.
– Тогда кто там вместо него? Гладышев? Отлично!
Кирилл назвал улицу и номер дома, в котором жила Клавдия.
– Это ваши люди там? Послушайте, это бесполезно! Вы напрасно теряете время! И женщину пугаете, а она и вовсе ни при чем! Чего вы надеетесь добиться таким способом? Если вас интересуют мои передвижения, то я готов предоставить вам подробный график! Распорядок дня и ночи, если вас это интересует! Вам этого будет достаточно, чтобы вы оставили женщину в покое?
Кирилл замолчал, внимательно слушая объяснения той стороны. Они его удовлетворили.
– Я рад, что мы поняли друг друга. По всем интересующим вас вопросам прошу обращаться непосредственно ко мне!
Он помог Клавдии снять пальто, проводил ее на кухню и поставил чайник. Она или сильно замерзла, или так испугалась, что у нее зуб на зуб не попадал.
– Ну вот! – сказал он, доставая большие гжельские чашки. – Вам не стоит так переживать. Это Георгий таким образом следит за мной, а не за вами. Думает, что я вас тоже захочу убить, как Вику, – тут он меня и сцапает!
Глава 21
Гридин пережил самое страшное событие в своей жизни – свадьбу дочери.
Жоржик был «восхитителен» в длиннополом фраке и дурацкой бабочке, с грушевидной серьгой в левом ухе. И это жених его Ксюши, свободно говорящей на двух языках, воспитанной на русской классике, окончившей школу искусств! Девочке только восемнадцать! Куда она боялась опоздать?!
Бесполезные мысли, не приносящие ничего, кроме боли, утомили его. Михаил Маркович держался молодцом, как любящий и счастливый отец, нежный супруг, лояльный тесть, гостеприимный хозяин. Он любезно улыбался, развлекал гостей, дарил подарки, танцевал, целовался, принимал поздравления. Вернее, все это делала его оболочка, под которой окаменевший от горя человек как бы умер, чтобы не видеть, не воспринимать происходящего.
Но и это прошло. И Гридин с удивлением обнаружил, что все еще ходит и дышит как ни в чем не бывало.
«Да, брат, живучий ты уродился! Провинциальная закалка!» – говорил он сам себе, ища утешения в работе.
На фирме все пришло в относительный порядок. Кто-то неизвестный прислал по почте кусочек сожженного векселя, и Гридин смог вздохнуть с облегчением. Бумага была та самая, сомневаться не приходилось. Сильнейший стресс, который испытывал директор «Инвест-сервиса» все это время, схлынул – и сменился депрессией, как это часто бывает.
Гридин стал более безразличным ко всему, что происходило на фирме и дома. Приняв твердое решение, что Жоржик в его доме обитать не будет, Михаил Маркович снял для молодых квартиру недалеко от Измайловского парка, обязуясь ее оплачивать. Так что теперь они остались вдвоем с Верой, а если быть еще точнее, то Гридин остался один. Жена то и дело пропадала у дочери, помогая ей устраиваться на новом месте и вести хозяйство.
Михаил Маркович был даже рад своему одиночеству. Он устал. От всего: от жены с ее претензиями на тонкий интеллект, от неожиданной глупости дочери, от расхлябанно-наглого зятя, от свалившейся на него смерти Вики Мураткиной, от пропажи бумаг, от висевшей над ним из-за злополучного векселя угрозы банкротства, от зимы, которую он ненавидел, от грязной песочной каши на дорогах, от бестолковых партнеров, от вечной погони за чем-то призрачным, ненастоящим, на которую уходили все силы…
Засидевшись в очередной раз в офисе, Гридин не стал звонить жене. Веры наверняка нет дома, а значит, и ужина тоже. Он заметил, что его перестало огорчать даже это. Он заехал по дороге домой в супермаркет, купил ряженки, фруктов, готовых отбивных, салата, булочек и бутылку вина. Давно он не сидел у телевизора, спокойно, не дергаясь, не ожидая, что это будет раздражать Веру, которой стыдно за него, невоспитанного мужлана, перед утонченным, изысканным господином Экстером.
Михаил Маркович вздохнул, а потом плюнул в сердцах. Дожил ты, папа! Собственная жена перед зятем из-за тебя краснеть должна! Не привили тебе родители ни тонкого вкуса, ни хорошего тона! И ничего не поделаешь. Горбатого, как известно, могила исправит!
Однако дома его ожидал сюрприз. Притихшая Вера жарила на кухне котлеты. Пахло валерьянкой и сердечными каплями. Ксюша, увидев отца, спрятала заплаканное лицо и убежала к себе в комнату.
«Так! – подумал Михаил Маркович. – Лед тронулся, господа крестоносцы!»
Ему было жаль жену и дочь, но в глубине души он понимал, что чем раньше нарыв прорвется, тем скорее больной выздоровеет.
Гридин сделал вид, что ничего не замечает. Он не спеша переоделся, поужинал, принял душ и сел посмотреть ночные новости по телевизору. Вера громко вздыхала и шмыгала носом, но он ни о чем ее не спрашивал. Наконец жена не выдержала.
– Какой же ты все-таки черствый, бессердечный! – сказала она с надрывом, но тихо, чтобы Ксюша не услышала. – Ладно, на меня тебе наплевать… А дочь родную неужели не жалко? У тебя их десять, что ли?
– А что случилось? – спросил Михаил Маркович, продолжая смотреть новости.
– Да оторвись же ты от телевизора! Тебе лишь бы желудок набить и в «ящик» уставиться!
Гридин повернулся к жене и улыбнулся.
– Иди сюда! – сказал он мягко. – Давай обнимемся, как раньше. Помнишь?