Французский дворянин
Шрифт:
– Слушайте! – резко сказал он после двух-трех минут мрачного размышления, в течение которых я, со своей стороны, испытывал чувство жгучего унижения. – Нет ли здесь кого-нибудь, кто мог бы установить вашу личность или подтвердить вашу историю каким-нибудь другим образом, сударь? Пока я не узнаю, как обстоит дело, я ничего не могу сделать.
Я угрюмо покачал головой. Я мог бы протестовать против его грубого и несправедливого ко мне отношения. Но к чему это могло привести, когда, он прикрывался именем своего повелителя?
– Ах, да! – сказал он с таким видом, словно внезапно что-то вспомнил. – Чуть не забыл. У меня тут есть люди, еще недавно бывшие
Предложение это поставило меня в крайне затруднительное положение. Откажись я подвергнуться предложенному суду, я тем самым признаю себя самозванцем. Согласись я повидаться с незнакомцами, мне казалось вероятным, что они могли не узнать меня или же намеренно отречься от меня, чтобы еще ухудшить мое положение. Я колебался; но Рони стоял передо мной в ожидании ответа, и я, наконец, согласился.
– Хорошо! – коротко сказал он. – Сюда, пожалуйста! Они здесь… Задвижка с фокусом. Но, сударь, я ведь хозяин.
Повинуясь его указанию, я первым прошел в следующую комнату, чувствуя несказанное унижение от необходимости обращаться к незнакомым лицам. С минуту я не видел никого: день клонился к вечеру; длинная, узкая комната, в которую я вошел, освещалась лишь пылавшим в очаге огнем. Кроме того, я и сам был, вероятно, смущен. Думая, что проводник мой ошибся или что гости его уже уехали, я повернулся к нему, чтобы попросить объяснения. Он указал мне вперед. Я сделал еще несколько шагов. В эту минуту молодая, красивая дама, сидевшая в тени большого очага, вдруг, словно испугавшись, встала с места, устремив на меня взгляд. Свет горевшего дерева падал с одной стороны на ее лицо, придавая ее волосам золотистый оттенок.
– Ну! – сказал господин де Рони голосом, показавшимся мне несколько странным. – Вы, кажется, незнакомы с барышней?
Она действительно была мне совершенно незнакома; я поклонился ей, не говоря ни слова. Она, со своей стороны, важно и молча ответила на мой поклон.
– Нет ли здесь кого-нибудь другого, кто знал бы вас? – продолжал господин де Рони насмешливо, но с той же странностью в голосе, которая поразила меня раньше; теперь она была еще более заметна. – Если нет, господин де Марсак, то боюсь… Но осмотритесь же кругом, осмотритесь кругом, сударь! Я не хотел бы быть слишком поспешным в своем суждении.
С этими словами он положил руку мне на плечо с такой простотой и с такой внезапной переменой во всем своем обращении, что я положительно не знал, верить ли своим глазам. Я машинально взглянул на даму и заметил, что ее сверкавшие при свете огне глаза смотрели на меня очень милостиво. Смущение мое увеличилось в тысячу раз, когда, повернувшись в том направлении, куда указывал мне Рони, я увидел ничто иное, как саму мадемуазель де ля Вир, словно выросшую передо мной из-под земли. Она вышла из тени очага, скрывавшего ее до сих пор, и стояла предо мной, мило приседая, с тем же выражением на лице и в глазах, которое я заметил на лице барышни.
– Мадемуазель! – пробормотал я, не в силах отвести от нее глаз.
– Да, сударь, мадемуазель! – ответила она, приседая еще ниже и напоминая скорее ребенка, чем женщину.
– Здесь? – пробормотал я, разинув рот и смотря на нее во все глаза.
– Здесь, сударь, благодаря храбрости одного мужественного человека, – ответила она таким тихим голосом, что я едва расслышал.
Затем, опустив глаза, она отступила
– Пойдемте! – сказал он, увлекая меня к окну. – Я вам покажу еще нескольких из ваших старых друзей.
Я взглянул в окно и увидел внизу, на дворе, трех моих лошадей, выставленных в ряд. На Сиде сидел Симон Флейкс, который, увидев меня, с торжествующим видом поклонился мне. Около каждой лошади стояло по конюху, а по обеим сторонам – по человеку с факелом. Мой собеседник весело рассмеялся.
– Это устроено по распоряжению Мэньяна, – сказал он. – У него на такие вещи тонкий вкус.
Раскланявшись бесчисленное множество раз с Симоном Флейксом, я повернулся назад в комнату и, с преисполненным благодарностью сердцем, попросил господина де Рони познакомить меня со всеми подробностями бегства девушки.
– Это было очень просто, – сказал он, беря меня за руки и отводя назад к очагу. – В то время как вы дрались с негодяями, старая женщина, ежедневно приносившая девушке пищу, встревоженная шумом, зашла в комнату узнать, что там творится. Не имея возможности помочь вам и не будучи уверенной в вашем успехе, мадемуазель решила, что такого удобного случая не следовало упускать. Она заставила старуху показать ей и ее служанке дорогу через сад. После этого они, насколько я понял, бросились бежать по переулку и сейчас же наткнулись на юношу с лошадьми, который узнал их и помог им сесть на коней. Несколько минут они еще поджидали вас, а затем уехали.
– Но я справлялся у ворот, – сказал я.
– У каких ворот? – улыбаясь, спросил господин де Рони.
– У Северных, конечно, – ответил я.
– Так, – заметил он, слегка кивнув головой. – Но они сделали круг и выехали через Западные ворота. Странный парень этот ваш знакомый! У него недаром голова на плечах, господин де Марсак. Итак, отъехав на две лиги от города, они остановились, не зная как быть дальше. К счастью, в гостинице они встретились с одним моим знакомым, торговцем лошадьми. Он знал мадемуазель де ля Вир и привез ее сюда без всяких препятствий.
– Это был нормандец? – спросил я. Господин де Рони кивнул, тонко улыбнувшись.
– Да, – сказал он. – Он много рассказывал мне про вас. А теперь позвольте представить вас моей жене, госпоже де Рони.
Он подвел меня к даме, которая встала, когда я вошел в комнату, и теперь приветствовала меня с той же добротой, которую я раньше заметил в ее взгляде, и наговорила мне кучу любезностей. Я взглянул на нее с любопытством, так как много слышал о ее красоте, и потом, как молодой де Рони, одновременно влюбленный в двух девушек, живших в различных комнатах одной и той же гостиницы, встретив обеих разом, решил, которую из них посетить и выбрать себе в жены. Он, казалось, прочел мои мысли: когда я поклонился ей, благодаря ее за выраженные мне любезности, он весело ущипнул ее за ухо и сказал: