Французский дьявол
Шрифт:
Чертыхнувшись, я поплотнее запахиваю теплый плащ, холодный ветер обиженно воет, пытаясь сорвать с меня хотя бы шляпу. «Итак, англичан ждет прекрасный подарок на Рождество, – думаю я. – Англичан и их пособника, если только шевалье де Кардига не ошибается, и один из нас и в самом деле затаившийся враг». Я прекрасно подготовился для ночного представления. Смола и ламповое масло закуплены и погружены в фургоны, которые стоят в условленных местах, старшие братья Бенджамина Джонса, уличного воришки, наготове и в нетерпении ждут моей команды. Командиру осталось лишь дать отмашку, чтобы я тут же приступил к делу.
Бегом спускаюсь с холма, пару раз сапоги скользят по мокрой земле, но я ухитряюсь
Когда я второй за сегодня раз подъехал к таверне, время приближалось к полуночи.
– Где тебя черти носят?.. – накинулся на меня парижанин. Замер на месте, будто с разбегу налетел на невидимую стену, с недоумением принюхался, вытаращив глаза, произнес: – Странно, ты насквозь пропах дымом. Что случилось?
– Костер разводил, – пробормотал я. Нашел взглядом командира и, кое-как сведя застывшие губы в улыбку, устало ему кивнул.
От промокшей одежды пошел пар, я широко зевнул. В жарко натопленном зале таверны мне отчаянно захотелось спать.
– Выезжаем через четверть часа, – безжалостно сказал командир. – Сьер де Фюи, предупредите остальных, что приехал Робер.
Жюль кивнул, а я тихонько застонал, жадно глядя на пылающий камин.
– Ты еще успеваешь переодеться, – заметил шевалье де Кардига.
Не тратя силы на кивок, я побрел вслед за парижанином, а еще через пятнадцать минут сидел в седле и чувствовал себя при этом просто замечательно. Сухая одежда и обувь, а главное – здоровенный кусок холодной телятины, что приберег для меня Малыш, и несколько глотков коньяка буквально вернули меня к жизни. Оказывается, достойный мастер Брэкли держит в погребе несколько бутылок волшебного напитка, и в честь нашего отъезда одну он подарил мне. Я с нежностью похлопал по седельной сумке, вновь ощутив твердую округлость бутыли, губы сами расползлись в довольной улыбке. Похоже, я не ошибся с профессией, умелый лекарь нужен всем и во все времена, живи ты хоть в пятнадцатом веке, хоть в двадцать первом.
Отъехав от трактира, шевалье де Кардига натягивает поводья и холодно интересуется:
– Всем ли понятны наши задачи?
– Выходит, вы не передумали, шевалье? – угрюмо спрашивает парижанин. – Все-таки это Божий дом, к тому же раньше мы никогда не воевали с женщинами и детьми!
– Не забывай, что там соберется вся местная знать и большинство офицеров, – хлопает его по плечу гасконец. – Выше нос, сегодня мы славно повеселимся!
Малыш угрюмо молчит, пряча глаза. Усы его, обычно залихватски поднятые вверх, сейчас выглядят уныло и безжизненно.
– А теперь слушайте внимательно. Цели изменились, – неожиданно жестко произносит шевалье де Кардига. – Вместо военной судоверфи и собора Святого Георгия мы атакуем хранилище корабельного леса и городской арсенал.
– Разумно, – сдвинув брови, бормочет гасконец, а все остальные дружно кивают. – Но отчего вы поменяли планы?
Мне показалось, или на секунду его зрачки и впрямь полыхнули красным? А почему морщится парижанин, который громче всех возмущался, что мы сожжем в храме кучу невинных людей? И отчего вновь насупился Лотарингский Малыш? Не любит, когда планы меняются в самый последний момент? Решил, что ему не до конца доверяют, либо тут есть что-то еще? Факелы, что мы держим в руках, не столько светят, сколько чадят, лица моих спутников то и дело пропадают в тени, и разглядеть их очень сложно. Возможно ли, что шевалье де Кардига прав, а на королевской судоверфи и возле собора
Я еще раз вглядываюсь в лица спутников, твердо говорю себе: «Не может этого быть. Ну, никак не может, вот и все! Командир просто перестраховывается».
Где-то в глубине сознания я слышу гнусный смешок, это откликается мое второе «я», не устающее твердить: «В нашем мире нельзя до конца верить никому и ничему».
– Я просто прислушался к Жюлю, – отвечает шевалье де Кардига.
– И каков же новый план? – мрачно спрашивает гасконец, тонкие губы поджаты, крылья носа гневно раздуваются.
– Он тебе понравится, мой старый друг, – улыбается командир. – И начнем мы, естественно, с хранилища леса.
Как ни крути, это мудрое решение. Дураку понятно, что при желании мы впятером сможем поджечь любое судно из пришвартованных у пирса, будь той мирный торговец, военный корабль или баржа. Но больше пары судов уничтожить нам не удастся при всем желании. Моряки с соседних судов мигом кинутся гасить огонь, пока тот не перекинулся дальше. Примчится пожарная команда из города, на причале станет не протолкнуться от военных и городской стражи. Нанесенный ущерб будет невелик, а риск попасться, напротив, огромен, ведь ни в одном порту мира жизнь по ночам не замирает. Кто поручится, что нас не засекут еще на подходе и не вызовут подмогу так скоро, что мы и глазом моргнуть не успеем? Служи на английском флоте ротозеи, портовые «крысы» давным-давно растащили бы с пришвартованных к пирсам судов все, что там плохо лежит, а от кораблей остались бы одни ободранные остовы. Ан нет, воришки рядом крутятся, а на трапы и не думают лезть, опасаются. Вот и мы не станем, поостережемся.
Королевская судостроительная верфь, разумеется, кусочек лакомый, но четыре недостроенных корабля – не так уж и много, стоит ли связываться с этакой дрянью? А вот хранилище корабельного леса, огромное здание, битком набитое высушенной древесиной, большая часть которой за немалые денежки привезена с континента, совсем другое дело. Там ее хранится не на четыре, а на тридцать четыре корабля, и от возможности перевести в дым этакую гору дерева у меня даже дух захватывает!
Кто не служил в армии, тому не понять строгой и опасной красоты военных складов. Сокрыта она не в унылой окраске зданий, развешенных повсюду табличках установленного образца или надписях «Запретная зона», «Собственность армии» и тому подобных. И даже не в противопожарных щитах с их неизменными ломами, топорами и конической формы ведрами, заботливо выкрашенными в алый цвет. Кто так считает, тот плохо знает армию. Суть той красоты в высоких столбах с натянутой между ними рядами колючей проволоки, датчиками обнаружения, видеокамерами и, не будем забывать, особо злобными сторожевыми собаками. Вдобавок из-за забора за тобой бдительно наблюдает воин в каске и бронежилете, вооруженный автоматом и твердым знанием прав и обязанностей часового. Не подходить! Стоять! Стреляю! Лечь и не двигаться!
По счастью, в пятнадцатом веке все обстоит намного проще, к тому же в самой Британии военные действия не ведутся, оттого армейские хранилища и склады охраняют ветераны или калеки.
Как я и планировал, проблем не возникло. Первый Фургон ожидал нас в условленном месте, в четверти мили от хранилища леса. Я сунул среднему из братьев Джонс несколько монет, тот соскочил на землю и, поминутно сплевывая, тут же растворился в ночной тьме. Лотарингский Малыш вспрыгнул на козлы, всхрапнула запряженная лошадь, и фургон, поскрипывая, покатил вперед. Подъехав к входу в хранилище, мы с Жюлем долго барабанили в наглухо запертые ворота, наконец с той стороны раздались чьи-то шаги.