Французский дьявол
Шрифт:
Пришпоренный конь зло визжит, вскинувшись на дыбы, под тяжелым копытом скрежещет и трескается панцирь какого-то бургундца. Яростно рыча, я принимаю на щит удар здоровенного как медведь детины. Пламень тут же обрушивается на врага, с легкостью вскрывая тяжелый панцирь, словно на воине не итальянский доспех, а умело раскрашенный картон. Мой жеребец прыгает вперед и бьет плечом коня, загораживающего дорогу, словно опытный игрок в регби. Тот приземляется на спину, вспенивая воздух тяжелыми копытами, бургундцы невольно подаются в стороны, опасаясь попасть под удар, и я вырываюсь
Жеребец несется как стрела, я оглядываюсь как раз вовремя, чтобы заметить, как троих французов, попытавшихся проскочить вслед за мной, поднимают на копья опомнившиеся бургундцы. Тут же враги раздаются в стороны, я с облегчением вижу, как несколько десятков французов, последние, оставшиеся в живых, вырываются из окружения. Во главе маленького отряда скачет Жанна, в руке девушка сжимает древко флага, а белое полотнище с надписью «Иисус» полощется на ветру.
Когда я врываюсь в Компьень словно выпущенный из пушки снаряд, городские ворота как раз закрывают. С вытаращенными глазами я гляжу, как стражники захлопывают тяжелые створки, а увесистый дубовый брус с грохотом ложится в пазы. Да что же это?! Они же видят, что следом за мной скачут наши воины, спасаясь от погони!
– Что вы творите, безумцы? – кричу я. – Немедленно распахните ворота и поднимайте гарнизон по тревоге, Орлеанскую Деву вот-вот могут захватить в плен!
Стражники, копошащиеся у ворот, не обращают на мои команды никакого внимания. Спрыгнув с коня, я приставляю старшему из них меч к горлу. Сержант судорожно сглатывает, боясь пошевелиться. Его лицо из багрового враз становится белым, на бугристом лбу проступают капли пота.
– Выполнять, сволочь! – голос мой смертоносно холоден, поэтому бросившиеся к нам стражники замирают, нерешительно переглядываясь.
– Что тут происходит? – рявкает кто-то властно. Резко оборачиваюсь, впопыхах я и не заметил, что ярдах в двадцати от ворот выстроены с полсотни воинов. Возглавляет их командующий гарнизоном Компьена капитан Гийом де Флави. И только тут я понимаю, что Бог все-таки любит меня!
– Господин капитан, прикажите немедленно открыть ворота и поднять гарнизон по тревоге! – бросаюсь я к капитану. – Орлеанская Дева попала в засаду, и ей срочно нужна подмога!
– Я не могу рисковать судьбой города из-за Жанны д'Арк, – голос Гийома де Флави холоден как лед. – Если я прикажу открыть ворота Компьена, сюда могут ворвутся бургундцы, и тогда пострадают тысячи людей. Если помните, я пытался отговорить Деву от этой… эскапады!
– Приказываю вам именем короля Франции, – напряженно говорю я. – Откройте ворота!
Мы стоим лицом к лицу, и если командующий гарнизоном спокоен, то меня натуральным образом трясет. Ведь я прекрасно слышу звуки боя, который идет сразу за городскими воротами. Судя по тому, как морщатся воины, выстроенные за спиной де Флави, они тоже различают голоса погибающих французов, что молят распахнуть створки и впустить их в Компьень!
– Орлеанская Дева прибыла к вам, чтобы снять вражескую осаду, отчего же вы не хотите ей помочь?!
Капитан де Флави приподнимает брови, расслышав в моем голосе нотки мольбы, но сейчас я готов встать перед ним на
Понизив голос почти до шепота, капитан отвечает:
– Вы прекрасно знаете, шевалье, что, явившись сюда, госпожа д'Арк нарушила прямой приказ короля Франции. Не хотите же вы, чтобы командующий гарнизоном поступил точно так же, как эта безответственная девчонка?
В первые мгновения до меня не доходит чудовищный смысл его заявления, затем я в гневе отшатываюсь.
– Вы лжец, капитан! Этого просто не может быть! – кричу я и тут же понимаю, что он говорил чистую правду.
Сам сьер де Флави ни за какие коврижки не осмелился бы на подобное безумство, приказ исходит с самого верха. В сентябре прошлого года Жанну д'Арк, раненную при штурме Парижа, на весь день оставили валяться под городскими стенами без всякой помощи. И только поздно вечером, когда стало просто неприлично дальше ждать, Карл VII скрепя сердце разрешил вынести девушку с поля боя. Выходит, в этот раз король Франции решил сыграть наверняка?
– Немедленно опустите меч и угомонитесь, – цедит сквозь зубы сьер де Флави. – А иначе…
Он вскидывает руку, и воины, стоящие за спиной капитана, мгновенно ощетиниваются копьями. Тяжелые наконечники отполированы до блеска, наточены так, что ими можно бриться. Я медленно поворачиваю голову вправо, оттуда доносится до боли знакомый скрежет. Ах да, это городские стрелки натягивают вороты арбалетов! Несколько секунд я борюсь с желанием кинуться в бой и пусть умереть, но перед тем стереть с лица сьера де Флави эту гаденькую улыбку. Останавливает лишь то, что смерть моя ничем не поможет Жанне.
Пересилив себя, я разворачиваюсь и кидаюсь к узкой каменной лестнице, ведущей на городскую стену.
Они бьются буквально в десятке ярдов от городских ворот. Куча бургундцев, а посредине – быстро тающий отряд Жанны. Я с надеждой оглядываюсь по сторонам, но арбалетчики, густо усеявшие стены Компьена, и не думают вмешиваться. Некоторые из них отводят взгляд, кто-то угрюмо плюет себе под ноги, один из воинов с проклятием отбрасывает арбалет и, громко матерясь, бредет со стены прочь. Остальные провожают его тоскливыми взглядами.
Оскалив зубы, я делаю шаг к ближайшему стрелку, который без возражений отдает мне арбалет. Звонко щелкает металлическая тетива, визжит от боли здоровенный серый жеребец, не слушаясь поводьев, встает на дыбы. Всадник, не удержавшись в седле, летит под копыта, тут же с раненым мною конем сталкивается еще один скакун. Оба жеребца валятся набок, подминая нескольких бургундцев, до меня доносятся крики боли, вопли проклятий и предсмертное лошадиное ржание.
Какую-то секунду я морщусь, предательски алеют щеки, мне до смерти жаль погибшего коня, а затем зло ухмыляюсь, ощутив, как спадает любовный дурман. В голове окончательно прояснилось, и я понимаю, что пора бы и мне вмешаться в сражение. Но тут проклятые бургундцы откатываются назад, готовясь к решительному натиску, и я вижу лицо Жанны, обращенное ко мне. Твердый взгляд примораживает меня к месту, в ее глазах я читаю ясный, недвусмысленный приказ: «Любой ценой спаси Пламень!»