Французский поход
Шрифт:
— Свечи нам придется погасить.
— Да, конечно, — почти прошептала Лили, все еще не сводя с мушкетера восхищенных глаз.
— Но из этого ничего не следует, — предупредил граф, погасив сначала одну, затем другую свечу.
— Естественно, — так же невозмутимо согласилась Лили.
Несколько минут они стояли рядом. Д'Артаньяну чудилось, что он ощущает, как то поднимается, то опускается прекрасная, четко очерченная грудь девушки.
Идя сюда, лейтенант поклялся, что не притронется к девушке, во всяком случае, этой ночью. Он перестал бы уважать
Другое дело, что мушкетер совершенно по-иному представлял себе саму их встречу. Он ожидал увидеть испуганную, затравленную девчушку, ждущее спасения существо, к которому и притронуться-то грешно. Увидел же… Вот именно, увидел…
— Вам придется лечь в постель, баронесса.
— Да, конечно.
— Но из этого ничего не следует.
— Естественно.
— Так ложитесь же. Я отвернусь.
— Да, конечно.
— И буду стараться не смотреть на вас, лежащую.
— Естественно, — продолжала баронесса поражать мушкетера своим спокойствием и лаконизмом.
Д'Артаньян не мог разглядеть ее лица, но ему казалось, что девушка все еще продолжает так же мило, невинно улыбаться, как улыбалась, впервые увидев его в комнате.
Лили сняла туфли и, не раздеваясь, легла, набросив на себя легкое покрывало.
— Что бы ни случилось, вы не должны пугаться, Лили. И помните: я с вами.
— Да, конечно. Вы так и не сказали, как там мой брат, барон фон Вайнцгардт.
— Сражается, как истинный саксонец.
— Естественно, — тем же ровным, невозмутимым голосом согласилась Лили. — Он настоящий саксонец. Надеюсь, когда-нибудь станет королем Саксонии. Или же ее маршалом.
— Тогда уж позвольте и мне задать еще один вопрос, баронесса, после чего нам придется молчать до тех пор, пока здесь кто-нибудь не появится.
— Вопрос касается Амелии?
— Вы проницательны.
— Ее убили, — и вновь д'Артаньян был поражен тем, с каким спокойствием — не безразличием, а именно спокойствием — сообщила об этом Лили. Каким мужеством нужно было обладать, чтобы говорить так о гибели подруги, которая еще недавно спала на соседней кровати.
— И вы знаете, кто это сделал?
— Естественно. Турок Гафиз. Думаю, он придет и этой ночью. Если только вообще кто-нибудь придет.
— Тогда, возможно, вы знаете, почему ее убили? И сможете назвать причину?
— Естественно. Маркиза Дельпомас-заядлая лесбиянка. Вы знаете, что это такое?
От неожиданности д'Артаньян поперхнулся.
— Да, для мужского понимания это сложно.
— И все же посвящать меня в тонкости этого занятия прямо сейчас — не стоит, — попытался упредить ее мушкетер.
— Естественно. Так вот, однажды маркиза решила заниматься этим с Амелией. Но та учинила скандал, выскочила из спальни и даже попыталась поднять пансионесс на бунт. Из этого, правда, ничего не вышло, тем не менее такого поведения маркиза ей не простила. С моей помощью она выманила Амелию за калитку, ведущую к реке, как бы организовывая ее побег. Но я-то ничего не подозревала, естественно.
— И все? Причина убийства только в этом?
— Из нас готовят придворных дам-заговорщиц, как я понимаю. А значит, мы должны уметь молчать. При любых обстоятельствах. Амелия не умела. Разве этого недостаточно?
— Чтобы говорить как можно тише, д'Артаньян осторожно придвинул свой стул к кровати Лили, после чего оперся локтем на подушку. Теперь уже ничто не мешало ему обнять девушку, даже попытаться поцеловать, настолько она казалась предельно расслабленной и доступной.
— Действительно, не мешало ничто, кроме разве что… данной барону фон Вайнцгардту клятвы. Слова чести дворянина.
— Простите, Лили, а вы, лично вы… тоже побывали в постели маман Эжен?
— Нет. Пока еще… нет.
— Однако намерены оказаться в ней?
— Здесь никто не интересуется нашими намерениями. Конечно, вряд ли маркиза решится пригласить меня. Но, если все же пригласит, пойду, естественно.
— И даже не попытаетесь возражать, сопротивляться?
— Я хочу многое познать, чтобы стать настоящей придворной дамой. А возможно, и королевой. Значит, и это тоже нужно познать. Сначала я, конечно, поддерживала Амелию, но теперь склонна считать, что она была неправа.
— А нравственная сторона этого познания вас не пугает?
— Иногда мне хочется махнуть рукой на все условности и стать уличной девкой, чтобы все познать, всем насладиться. Но потом я вспоминаю, что я — баронесса фон Вайнцгардт, и все тут же становится на свои места. Вы еще хотите спросить о чем-то, граф д'Артаньян?
— Нет, спасибо. Мое любопытство удовлетворено. Замечу, что вы кажетесь мне взрослее, чем есть на самом деле.
— Естественно. И, пожалуйста, отодвиньтесь от кровати, в противном случае я могу подумать, что вы пытаетесь соблазнять меня.
— Конечно, — постарался он произнести это слово со свое-образным саксонским акцентом, свойственным Лили.
Д'Артаньян отодвинулся, склонился на стол и долго сидел молча, не шелохнувшись. Затихли голоса в соседней комнате. Отзвенел смех в комнате напротив. Еще через полчаса тишину пансиона прорезал визг девушки в другом конце этажа, а затем, в сопровождении шотландца, по коридору важно прошествовала леди Стеймен. С их появлением на этаже все замерло.
— Если я услышу до утра хотя бы один возглас, все вы будете наказаны! — грозно объявила англичанка.
В полном молчании прошел час, тягостно потянулся другой…
— Вы спите, баронесса?
— Нет. Но вы не должны разговаривать со мной.
— Еще через час он услышал ее ровное дыхание. Девушка безмятежно спала.
— Д'Артаньян тут же склонился над ней, убедился, что она уснула, и едва слышно прикоснулся губами к щеке. Только этот, почти отцовский поцелуй он и мог себе позволить.
— Это нечестно, граф, — так же ровно, бесстрастно заметила баронесса, повергнув д'Артаньяна в изумление. — Могу подумать, что вы не рыцарь, не человек слова. Это было бы ужасно.